Китамар оказался всем, о чем про этот город судачили, но по-иному. Холодным и замкнутым. По-своему прекрасным и недоступным. Как иностранка, Саффа столкнулась с недоверием и корыстью. Рыскала неделями по промозглым улицам, уплачивая за сведения о том ноже, своем сыне и судьбе былого возлюбленного – князя на смертном ложе во дворце, что возвышался над городом. Встретила смышленого молодого парня и убедила себя: раз он инлиск и не обласкан городской властью, то станет ее искренним союзником.

И князь Осай умер, настала ночь междукняжия, и ей привиделся страшный сон. Черные крылья и запах гари. Это было предчувствие смерти, и верно – через пару дней тот парень-инлиск, переодетый стражником, подошел к ней и попытался насмерть забить дубинкой. Преданная и израненная, она сбежала в Коптильню, к одной лекарке-травнице. Бабка померила ее пульс, приложила ко лбу свитые стебли шалфея и наказала выметаться отсюда к чертям собачьим. И что помощь ей окажут только на Ильнике – или нигде.

Она отыскала туда дорогу, и Горо принял ее.

«Что за Горо?» – спросила Сэммиш.

Дикарь поднял руку, как студент при перекличке присутствующих на лекции.

Смерть подступала вплотную, чуялся ее запах. Даже под опекой и защитой Горо понадобились недели на то, чтобы накопить сил и начать ходить заново. Как только она сочла, что хорошо себя чувствует, немедленно вернулась горячка от ран. А когда, едва выкарабкавшись, она опять побрела в город, там царила непредсказуемость. Чудаковатое поведение нового князя, Бирна а Саля, настораживало высшую знать. Искомый кинжал был замечен, да и вообще содержался у одного из ее прошлых контактов. Ее силы крепли, а вместе с ними крепчало отчаяние. Страх крался за ней по осенним улицам. Его зубы – морозней зимы, и каждой ночью, пытаясь уснуть, она чувствовала их укус. Невозможно было снести эту боль, и на помощь приходил Горо, вкладывая свою силу в ее молитвы о наставлении свыше.

А потом наставление свыше воплотилось в обличье девчонки с невзрачным лицом, с кульком черствой выпечки. И та рассказала, что ее сын пребывает в руках врага. Сын, которого подарили ей китамарские дворцовые козни. Она нарушила обет отрешения от мира и за это понесет наказание. Отныне ее уделом будет поиск способа жить со своей тайком привезенной с моря утратой.

Женщина стихла. По щеке покатилась слеза. С глаз Сэммиш натекло уже куда больше дюжины слез. Вздох Саффы прозвучал тяжелее рыданий.

– Мы должны принять решение, – заметил Горо. На Сэммиш он не смотрел.

– Должны ли?

– Над тобой по-прежнему висит угроза. Может статься, ты будешь в опасности до конца своих дней. Может, нет. Но сейчас это так, и отчасти – из-за нее. Она знает, кто ты, и, если ее отпустить, другие тоже узнают.

– Не узнают, – сказала Сэммиш. – Я никому не скажу.

Горо пожал плечами:

– Поверить тебе или верить себе? Тебе, конечно, выгодней первое. А по мне – весомей второе. И для нее тоже.

– Нельзя же просто меня убить, – сказала Сэммиш.

– Да это вообще-то несложно.

– Нет, – заговорила Саффа. – Это мы просили ее явиться сюда, пускай сами не знали, что просим. Она пришла на наш зов.

– Или приперлась по совпадению. Да и не суть. В твоем положении это все едино проблема, как ни крути.

– Возможно, убить ее было бы мудрым поступком, но вместе с тем очень неблагодарным, – сказала Саффа. Она оборотила взгляд темных усталых глаз на Сэммиш. – Иди. Спасай подругу, коли сумеешь. Не упоминай про меня и не приходи сюда больше.

21

Головной Храм Братства Дарис был открытым для прихожан. Там высились колонны из резного мрамора цвета сливочного масла, алтарь круглый год покрывал свежий розмарин, и колокола отбивали часы сообразно небесной гармонии. Однако вовсе не в нем Андомака и ее преданные послушники вершили свои ответственные деяния. Для этого существовал внутренний храм.

Располагался он в глубине владений: округлое помещение без окон и дверей, окруженное лабиринтами коридоров. Для правильного исполнения обрядов требовалось, чтобы зал не была отрезан от города, но ничто не мешало сделать его труднодоступным. Воздух внутри стоял свеж, хоть и недвижим, словно в глухой чащобе. Лампы горели в точках фокусировки, вписывая в круг храма звездное небо и пути богов. Рождение и смерть, измена и верность, чистое и смешанное – все это было представлено отмеренными пересечениями света и тьмы, каменным жертвенником, убранством стен и высоким сводом потолка. В юности Андомака проводила во внутреннем храме целые дни. Там она причащалась, приобщалась к тайнам, из коих складывалась суть ее естества. Это был больше чем отчий дом – истинное сердце ее города и ее божества. И вместе с тем – обычная древесина и воск, что не отбирало у чуда ни крохи. Назначение этого места – призывать к себе истончение мировой ткани. Там открывалась тропа, куда времена перемен – Длинная и Короткая Ночи, первый заморозок и первая оттепель, ночь между успением князя и возложением венца на наследника, миг от рождения до первого вдоха – скликали прорехи в миропорядке и внутренний храм радушно принимал их скрытую, затаенную мощь.

И сейчас, в сумерках после кратчайшего в году заката, Андомаке полагалось быть там.

Вместо этого она сидела в малой дворцовой гостиной у очага, попивала лимонный чай с молодой кузиной, Элейной а Саль, дочерью князя. Под красными от слез глазами девушки набухали мешки синяков. Она воспылала любовью к мужчине, более низкому по положению, а отец… отец вел себя странно. Элейна боялась, что ради защиты возлюбленного – чье имя не называла из-за превратной суеверности либо запоздалого приступа благоразумия – должна будет его оставить. Ничтожность на грани фарса. На весах качается судьба целого города. Исполинские силы истории и волшебства разыгрались подобно незримой буре, а этой деве все невдомек. Подготовка позволила Андомаке оценить собственное презрение со стороны и добавить его в копилку знаний о городе и себе самой.

– Он попросил меня прийти, и я пришла, – всхлипнула Элейна.

– В его казармы? – уточнила, якобы запутавшись, Андомака.

– Нет. В дом его семьи, в Речной Порт. Я не знаю, как дальше быть.

– Слушайся сердца, – молвила Андомака. – Оно лучший наставник, чем я.

Элейна кивнула, будто в этих словах скрывался глубокий смысл.

Андомака пожала девушке руку и удалилась, с трудом сдерживая вздох, пока не оказалась за пределом слышимости. Потом ускорила шаг. Понимая, что в доме Братства ее уже заждались, спешила она не по этой причине. А потому, что ей