Анатоль сидел на краю стола, а я почти лежала на нем. Он прижался к моему лбу щекой, коснулся губами ресниц и кончика носа, замер. Приоткрытый рот едва касался моего.

— Скажи мне снова… — произнес он едва слышно.

— Что… сказать… — выдохнула я.

— Как ты меня… ненавидишь.

— Всем сердцем, — повторила я его слова и жадно впилась в губы, потому что дольше терпеть было невозможно.

Мой, сейчас…

Я потянулась к пуговицам рубашки и камзола, мешающих добраться до гладкой сладкой кожи, качнулась бедрами навстречу. Рывок и роли поменялись, я лежала на столе, и теперь Анатоль, нависая, прижимался ко мне. Я почувствовала его желание, отзываясь очередной волной дрожи, прошедшей телу, выгнулась на встречу, обнимая его ногами. Руки Анатоля скользнули по атласу корсета, остановились на краю. Затем он одним движением освободил мою грудь из жесткого плена, сжал, пройдясь по соскам кончиками пальцев, и приник к одному из них губами, сжимая другой почти до боли. Я застонала, впиваясь ногтями в его плечи, и прижалась теснее. Он придавил сосок зубами и снова впился в губы, глуша мой новый стон. Горячий язык прошелся по небу, одна из рук, терзавших грудь, скользнула вниз и горячим обручем обхватила щиколотку, разжалась, заскользила вверх. Пальцы коснулись тонкой кожи под коленом, сжали бедро и, пробравшись выше, легко отодвинули край белья и коснулись лона.

— А… Анатоль…

— Тшшш, — шепчет и отстраняется.

Его ловкие пальцы освобождают меня от белья, и вот я уже чувствую его там. Теплые губы и упругий язык, ласкающий меня изнутри. Мои ноги у него на плечах, его руки на моих бедрах, они впиваются в кожу так, что завтра, наверняка, останутся синяки, но сейчас это все неважно, и я подаюсь навстречу, потому что губы становятся жестче, а язык находит самое чувствительное место. Мгновение невесомости, и Анатоль накрывает меня своим телом, входит мощно и сильно, утыкаясь лицом в ложбинку между грудей, замирает, наслаждаясь близостью, и начинает двигаться внутри. Я подчиняюсь и двигаюсь на встречу, ритм ускоряется, и теперь уже я пью с его губ стоны и приглушенный полузвериный рык. Пауза, толчок, и зубы оставляют на шее след, по которому тут же проходится кончик языка. Снова толчок, и я сжимаю бедра, чтобы не позволить ему отстранится, но он разводит мои колени, продолжая двигаться, и я растворяюсь. И чувствую, как растворяется он, взрываясь внутри меня, но не останавливаясь.

Пик моего наслаждения, которое он тоже ощущает, обрывает дыхание на полувздохе, и я потрясенно распахиваю глаза, а потом вижу над собой теплый малахит и четко очерченные нежно улыбающиеся губы.

— Дыши, — шепчут они, — дыши. — И целуют. И я вдыхаю его нежность пополам с вишней и солнцем.

А потом дверь распахивается, и злое сейчас опрокидывает наш маленький мир, глядя на нас из синих глаз Вениана, которые тонут в серебре, а пространство вокруг него начинает выгибаться линзой и идти трещинами.

— Возмездие по праву. Клятва нарушена, — говорит он, и вдоль его рук прорастают синие и серебряные молнии.

Мгновение, и меня горячей волной сгребает со стола и вжимает в стоящее у окна кресло и разворачивает так, что его спинка отделяет меня от принца, вокруг которого в потрескавшемся застывшем воздухе молнии рисуют абрисы изогнутых крыльев, увенчанных шипами. Глаза Вениана полностью залиты серебром, а изогнутые в хищной улыбке губы делают лицо демонически прекрасным и отталкивающим одновременно.

— Клятва не нарушена, — с клокочущим в горле рычанием отзывается Анатоль. — Условие отмены озвучено. Договор аннулирован.

Его одежда уже в порядке, и я спешно привожу в пристойный вид себя, потому что страшно и надо чем-то занять руки, чтобы не сойти с ума.

— Ты мне слово дал! — и в голосе Вениана боль и ярость, и мое сердце отзывается жалостью, ведь я понимаю, что значит потерять, когда уже коснулся желанного.

— Я обещал только привести, — неожиданно спокойно говорит Анатоль, — я не обещал, что она станет тебя любить. Ты, как всегда, поспешил, брат. Ты не должен был ее торопить. И я не желал вставать на твоем пути, но все изменилось, потому что она…

— Такая как ты, — глухо роняет принц и от его мертвого голоса страшнее в стократ.

— Такая как я, — подтверждает мужчина, — меченая пламенем.

И синее и серебряное бросается вперед, чтобы столкнуться с мгновенно вздыбившейся стеной огня, которая сильнее и больше, но Вениана ведет боль, и серебро разбивает стену.

— Хватит, — сказала я, и все утонуло во мраке.

Предновогодний корпоратив под влиянием вливаний неудержимо превращался из официального мероприятия в феерию безудержного веселья. Коллеги шли в отрыв. Оторвались они от меня далеко. Я сидела в углу в компании фаршированных шампиньонов и мрачно нагружалась игристым в надежде, что во мне все же что-то да заиграет, но мозг сопротивлялся.

В темный угол протырился Вовыч, выхлебал стакан минералки и позвал танцевать, намекая на корпоративный дух и тесную дружбу. И тяжелые аргументы в виде архива привел, из чего я сделала вывод, что мой астральный брат в дрова, и ничем, кроме прилюдного позора, танцы с ним не закончатся. В красках представив финал, я содрогнулась, мысленно и не только — распахнувшаяся дверь принесла с улицы очередного искателя радости и хорошую дозу слишком бодрящего для платья с открытой спиной воздуха. Воздух пах холодом и морозом. Нет, вишней и солнцем. Странно… И свободой. Да, свободой. Надо валить отсюда домой.

— Ринка, ну? Идешь? А то главбух со сворой дымят у туалета, комплектовка со складом перепились, а приличному мужчине и потанцевать не с кем! — орал он, ибо музыка.

— Вовыч, отвянь, вон, Дарину свет Геяровну пригласи, весь вечер тебя взглядом буравит, — предложила я и замерла от острого чувства дежавю.

Вовыч упорствовал, и ему удалось вытащить меня из-за стола, воспользовавшись разницей в весовых категориях, но тут меня коварно догнало выпитое.

— Хочу коктейль! — заорала я и рванула к барной стойке. — Вон тот! Синий! Хочу!

— Хорошо, — как-то слишком покладисто согласился приятель, — один синий и домой. Все равно тут тухло стало. — И кивнул бармену.

Получив желаемое, тут же практически залпом выдула половину. Рядом заговорили и я, как стрелка компаса, безошибочно наводящаяся на север, развернулась к источнику звука. Зеленые глаза, прямой аристократический нос, чувственные губы, касающиеся края чашечки с кофе… В черных волосах звездами сверкали растаявшие снежинки… От него пахло ветром… вишней и солнцем…

— Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца, — бравурно грянуло из динамиков.

Я впилась взглядом в изумруды глаз и задохнулась от острого чувства принадлежности… созвучия…

— Скажите, а вы — принц? — дрогнувшим голосом произнесла я свои-чужие слова.