принадлежит твоему деду. Это миллионы долларов потенциальной прибыли, если их освоить. Мой отец просто с ума сходит. Спит и видит, как бы выкупить у твоего деда часть этих земель.

– Зачем?

– Коффи всегда старались внести свой вклад в рост Маллаби. В строительство жилья, в развитие бизнеса и тому подобное.

– Зачем? – спросила она снова.

– Затем, что это наш дом. Многие годы мы считали, что это единственное место, где мы можем жить.

– Это действительно так?

Он повернулся к ней лицом:

– Ты в самом деле хочешь знать? Про мою слабость.

– Да. Да, конечно хочу.

Вот и все. После того как он произнесет это вслух, пути назад не будет. Ему придется показать ей.

– Все мужчины в моей семье страдают одним… недугом.

Эмили явно пришла в замешательство:

– Каким еще недугом?

Вин оставил ее стоять у окна и принялся мерить шагами комнату.

– Генетическим, – сказал он. – Это простая мутация. Но в нашей семье она особенно сильна. Она была у моего деда. И у дяди. У отца она тоже есть. – Он помолчал. – И у меня.

– Что у тебя есть?

Он набрал полную грудь воздуха:

– Мы зовем это Сиянием.

Эмили продолжала смотреть на него непонимающим взглядом.

– В ночное время наша кожа излучает свет, – пояснил он.

Это оказалось поразительно – на самом деле произнести эти слова вслух в присутствии человека не из их семьи. Вина охватило долгожданное чувство освобождения. Это было даже лучше, чем он представлял. Слова были сказаны, и забрать их назад он не мог. Он ждал от Эмили какой-то реакции, но она молчала.

– Именно это ты и чувствуешь, – горячо сказал он, снова подходя к ней и обхватывая ее лицо руками так, что его ладони почти касались ее кожи.

Эмили посмотрела ему в глаза.

– Ты хочешь, чтобы я поверила, что ты светишься в темноте, – тусклым голосом произнесла она.

Вин уронил руки:

– Ты готова поверить в то, что я оборотень, но только не в это?

– Я никогда не верила в то, что ты оборотень.

Он отступил на шаг, пытаясь проглотить горечь поражения. Нужно было идти дальше.

– Это уходит корнями в глубь поколений. Мои предки покинули свою прежнюю родину, чтобы избежать гонений, потому что люди считали их недуг печатью дьявола. Они путешествовали морем, и история пестрит упоминаниями о дурном предзнаменовании, за которое их корабль принимали те, кто его видел. Когда они приплыли в Америку, индейцы стали называть их духами луны. Они поселились здесь, когда вокруг не было ничего, кроме полей, подальше от людей, но со временем вокруг вырос город. Их тайны никто не знал, и они поняли, что им нравится жить не так обособленно. Но истории о гонениях передавались из поколения в поколение, и страх вынуждал нас хранить свою тайну даже в современном мире. Все переменилось в ту ночь, когда твоя мама обманом выманила моего дядю из дома ночью. В ту летнюю ночь он появился на летней эстраде перед целым городом, и впервые все увидели, какой способностью мы обладаем.

– Какая замысловатая история, – заметила она.

– Эмили, ты даже меня видела. Ночью на своем заднем дворе.

Она вздрогнула:

– Так это ты – огонек на моем заднем дворе? Ты – маллабийский огонь?

– Да.

Он видел, как лихорадочно работает ее мозг, пытаясь разложить все по полочкам.

– Почему тогда ты перестал появляться?

– Я прихожу каждую ночь. Но твой дед сидит на крыльце под балконом и прогоняет меня прочь, пока ты не успела меня увидеть.

– Дедушка в курсе?!

Голос у нее зазвучал тоньше, пронзительнее.

– Да.

– Докажи. – Эмили огляделась по сторонам и увидела дверцу стенного шкафа. Она подошла к нему и открыла ее. Внутри не обнаружилось ничего, кроме прорезиненного плаща и одинокой водной лыжи. – Пойдем туда.

Он подошел к ней, она затолкала его в шкаф и забралась следом, закрыв за собой дверь. Внутри было довольно тесно. Некоторое время они стояли в непроницаемой темноте, потом Эмили возмутилась:

– Ха! Что-то я не вижу, чтобы ты светился.

– Это потому, что нужен лунный свет, – пояснил Вин терпеливо.

Она фыркнула:

– Да уж, это очень удобно.

– Вообще-то, не слишком.

– Тебе самому-то не смешно?

Вин услышал, как она принялась нашаривать в темноте дверную ручку.

– Погоди, – сказал он и потянулся перехватить ее руку. Его ладонь опустилась на ее бедро, и она внезапно замерла. – Давай встретимся сегодня ночью у эстрады. В полночь. Я тебе покажу.

– Зачем ты это делаешь? – прошептала она. – Это что, какой-то изощренный план?

Вопрос застал его врасплох. Если Эмили понимает, что он ею манипулирует, почему тогда она позволяет ему это делать?

– План?

– Ну, чтобы наказать меня за то, что сделала моя мама.

– Нет, – отрезал он. – Я же тебе говорил, я не виню тебя в том, что она сделала.

– Но ты в точности воспроизводишь обстоятельства той ночи.

– Забавная симметрия, правда?

– Хорошо, – с несчастным видом произнесла она. – Я приду.

Вин с трудом удержался от смеха:

– Поразительный энтузиазм.

– Мне было бы легче, если бы ты так мне не нравился.

– Я тебе нравлюсь?! – Его переполняло ликование и смущение одновременно. Она ничего не ответила. – Сильно? – спросил он тихо, чувствуя, как воздух вокруг начинает потрескивать от напряжения.

– Достаточно, чтобы встретиться с тобой сегодня ночью, хотя я почти уверена, что ты собираешься вовсе не светиться там в темноте.

– Этого не достаточно? – Он почувствовал, как она затаила дыхание, когда поняла, как близко их лица находятся друг к другу. – Мы связаны друг с другом. Неужели ты этого не чувствуешь? С того самого мига, как встретились. Я должен был открыться тебе.

– Мне нужно идти.

Она распахнула дверцу шкафа, и их ослепил солнечный свет. Через миг Эмили уже не было.

Вин нагнал ее, когда она надевала туфли на террасе.

– Только не шастай ночью по лесу. Приходи со стороны улицы.

Она распрямилась и долго смотрела на него. Он протянул было руку, чтобы прикоснуться к ней, как-то ободрить – не только ее, но и себя самого, – но она лишь коротко кивнула и, развернувшись, быстро спустилась по ступеням к озеру.

Вин проводил ее взглядом, потом спрятал руки в карманы и в глубокой задумчивости медленно вернулся в дом.

И остановился как вкопанный на пороге гостиной.

В черном кожаном кресле у дивана сидел, положив ногу на ногу, его отец.

Вин настолько не ожидал его здесь увидеть, что на миг утратил дар речи. Обычно он чувствовал, что отец его ищет.

– Когда ты приехал? – спросил он наконец.

– Только что. Я звонил, чтобы попросить