насаженного на лапу Барта. Черное лезвие вошло ему в спину и вышло из груди. Рана не смертельная, встроенный в броню автодок вполне справиться если дать ему время. Сжав винтовку, я прицелился, но не нажал спуск. Стрелок из меня как с говна плазменный заряд, скорее завалю Барта, чем тварь.

Здоровяк попытался пальнуть себе за спину и достать противника. С трудом различимый глазом черный росчерк и рука товарища, сжимавшая оружие пересекла освещённый круг и кувыркаясь скрылась в темноте. Медлить больше нельзя. Если не выстрелю сейчас, другу не жить, а потом последует моя очередь. По моей винтовке прошла легкая вибрация и очередь энергетических импульсов прочертила разделявшие нас метры, разлетевшись веселыми искрами о метал переборки. Там, где стояла тварь остались лишь оспины ожогов на прочном металле.

Острая боль пронзила плечи, пальцы разжались, выпуская оружие. Безликая морда заслонила обзор. И вот уже я, словно приколотое иглами насекомое, безвольно повис на пробивших плоть и метал за спиной лапах. Несколько уколов в шею, я не почувствовал на фоне остальных ощущений, но автодок скафа отработал на ура и мгновенно боль ушла, покорившись боевой химии. Облегчение длилось не долго. Проклятый шепот взорвался радостным криком плавя мои мозги. Тело забилось в конвульсиях расширяя раны и позволяя космическому холоду проникнуть сквозь изоляционную пену.

— Ашук рускт твапон вопрт! Патур канут кат!!! — крутилось в моем мозгу непонятный набор ничего не значащих звуков.

Но с каждым повторением они обретали смысл, наполнялись эмоциями. Обожание, превознесение и беззаветная любовь вот, что испытывала тварь, притаившаяся в моей голове к своему собрату ну или скорее ХОЗЯИНУ. Осознание этого факта привело остатки моего угасающего сознания в первородный ужас. Я собрал все силы и попытался вырваться, но куда там. Клинки прочно держали, а броня скафа не позволяла сорваться с них, даже жертвуя собственной плотью.

— Низший⁈ — ворвался в мой мозг голос безликой твари.

Отродье роя вновь наклонило голову в бок разглядывая мою тушку. А вторая тварь, что засела внутри, вся затрепетала в священном экстазе.

— Частичное слияние, отсутствие контроля — продекларировали мне результаты осмотра и вынесли вердикт — Бесполезен!

Левый клинок вышел из плеча и пошел в верх и бок.

— «Ну вот и все! Я бесполезен и сейчас мне снесут мою непутевую голову» — эти мысли с трудом пробились сквозь разочарованный вой шепота потерявшего смысл существования.

Где-то бесконечно далеко всхлипывала Ириска.

— Вали дура! — хотел крикнуть я, но перехваченного спазмом горла вырвался лишь невнятный хрип.

Что-то мелькнуло на периферии зрения и меня закрутило волчком в пространстве. Словно биллиардный шар я срикошетил несколько раз от стен и пола прежде, чем смог остановится, припечатав перчатку скафа к перекрывавшей коридор бронеплите. Магнитный захват сработал, и я замер прервав свой хаотичный полет. Превозмогая слипающиеся веки и пытающееся юркнуть в уютную тьму сознание, зашарил мигающим фонарем во мраке коридора. А вот нашел! В трех метрах от меня, у правой стены в клубок сплелись два тела. Пробитый на вылет клинками Квази рвал манипуляторами черную плоть.

Сил удивляться уже не осталось. Ну да, обычный технический серв, словно сорвавшийся с цепи зверь, рвет на куски чужого. Что тут удивительного⁈

— Спасибо друг! — прошептали мои губы сквозь кровавый кашель наполнивший рот привкусом железа, прежде чем сознание затопила уютная тьма.

Глава 26

Эпилог

Тусклая желтая лампочка на потолке вздрагивала и раскачивалась в такт глухим разрывам. Иногда она гасла и погружала узкий лестничный марш во тьму. В такие моменты приходилось вытягивать руку чтобы нащупать спину впереди идущего долговязого парня, имени которого я не знал. В противном случае был риск споткнуться и приложиться лицом о вышарканные тысячами ног бетонные ступени.

И судя по периодически доносящимся, сквозь канонаду снаружи, болезненным вскрикам и детскому плачу многие все же падали под ноги сзади идущим. В такие моменты перекрывавший световое пятно выхода из подвала здоровенный верзила в анатомической черной броне громко ругался на неизвестном мне языке. Слова из-под закрытого черным матовым визором шлема доносились глухие, словно он кричал, напялив на голову кастрюлю. Свои ругань он подкреплял болезненными тычками стволом футуристической винтовки под ребра выползавшим по лестнице детям, что после тусклого освещения подвала разбредались словно слепые котята.

На конец очередь дошла до меня, и я переступил порог. Яркий дневной свет ударил по глазам. Я замер пытаясь проморгаться и вытереть выступившие слезы, за что тут же получил свой тычок и порцию непонятных ругательств. Схватившись за ушибленное место, сделал по инерции несколько шагов и впечатался в знакомую спину.

Глаза наконец-то привыкли к яркому дневному свету, и я смог осмотреться. Знакомый коридор с панорамными окнами выглядел удручающе. Он весь был засыпан осколками стекла и кусками осыпавшейся штукатурки, из-под которых тут и там выглядывали зеленые корки школьных тетрадей и цветные обложки учебников. Огромные окна ощерились клыками стеклянных осколков. А за ними в квадрате почерневших, скрюченных деревьев лежала покрытая оспинами разрывов асфальтированная площадка с остатками огромной надписи «ДЕТИ».

Созерцание окружающего пейзажа прервал толчок в спину. Я шагнул вперед, освобождая место очередному страдальцу. Впереди идущий долговязый тем временем поравнялся с еще одним конвоиром в черной броне. Тот коснулся головы долговязого непонятным прибором, зажатым в левой руке. Секундная пауза и диоды на устройстве мигнули пару раз желтым, а потом загорелись красным. амбал сунул прибор в чехол на поясе и сгреб парня за шиворот.

— Вот же курхутов детеныш — произнес он странно механическим голосом — Опять дебил.

Странный пистолет в его правой руке выдал голубоватую вспышку и лицо долговязого исказилось от жуткой боли. Не издав при этом не звука, парень обмяк и повис на руке незнакомца словно тряпка. Тот брезгливо отшвырнул тело словно оно ничего не весило в кучу трупов у стены. Они лежали словно поломанные куклы. Десяток детских тел смотрели на меня невидящими глазами на искаженных мукой лицах, но мне не было страшно смотреть в эти глаза. Неожиданно я понял, что вообще не испытываю эмоций. Смотрю на происходящий вокруг ужас словно зритель. И единственное, что мне интересно — это где я и когда.

Стоило осознать эту мысль и все вокруг замерло, словно остановилось само время. Стихли далекие разрывы. Замер амбал тянувший руку ко мне. Картинка подернулась пелесой мутью и зашипела словно где-то притаилась змея. Я вдруг понял, что лежу на мягком и удобном ложе, а белесая муть плавно удаляется от