— Мне нравится. Думаю, что через месяц-полтора твоя книга появится на всех прилавках нашей необъятной родины!

Последним осенним месяцем овладела зима. Жухлые желтые листья покрыло искрящееся белое полотно и усыпило все живое, в том числе Марка. Он пребывал в странном состоянии. Тревога уже прошла. Отчаяние, которое больше месяца таилось и ныло под ребрами, тоже было на исходе. Ему на смену пришла безысходность — тоскливая, даже в чем-то трагическая. Работа в офисе не спасала. Более того — уже тяготила. Спокойно ему было только в монастыре: когда он месил тесто, отправлял в духовой шкаф пирожки и булочки, и молился. Он стал более усердно молиться, как будто хотел быть услышанным. Лешка по-прежнему игнорировал отца. За один стол с ним не садился, рядом на службе не стоял.

Но в начале декабря за обеденной трапезой Леша присел рядом с отцом и спросил:

— Ты тоже решил постриг принять?

Марк вздрогнул, осторожно сглотнул, словно боялся спугнуть разговор, и честно ответил:

— Не знаю… может быть.

Лешка нахмурился и ковырнул ложкой гречку.

— Прости меня, — еле слышно попросил отец, не поднимая на сына глаз.

— Бог простит.

— На него я тоже уповаю. Но мне бы хотелось, чтобы и ты простил.

Лешка отпил из стакана компот и тяжело выдохнул:

— Я понимаю, как тебе тяжело было выбирать.

Лешка постоянно рассуждал, как так случилось, что Катя дала ему шанс. И поначалу был уверен — это произошло, потому что он достучался до нее. Но не так давно он понял, что Катя это сделала из-за его отца. Лешка наизусть помнил те слова, которые она написала, перед тем как зайти в дом: «Я люблю тебя, мой Космос!» Их было больно вспоминать и так хотелось забыть!

Теперь не было никаких сомнений, что Катя любила Марка. А вот он… отец… как он относился к Кате? Разве любя, можно отдать женщину другому мужчине? И если действительно любил и отказался, то получалось, что Лешка был ему дороже всех?

— Ты выбрал не ее, а меня. Почему? — продолжил Лешка.

— Наверное, это было доказательство моей любви?

— Любви не нужны доказательства, — без сомнения в голосе сказал Лешка.

Марк поднял на сына глаза:

— А что ей нужно?

— Действия.

Отец понимающе кивнул, а потом спросил:

— Что я могу сделать для тебя?

Лешка задумался, потом улыбнулся:

— Я бы хотел видеть тебя счастливым.

Марк хмыкнул:

— Не получится… наверное… уже никогда не получится.

Трапеза закончилась, и мужчины пошли работать. Встретились они за ужином и опять сели за один стол.

— Почему ты не с ней? — спросил Леша у отца.

Марк не знал, что ответить сыну. Он боялся сказать, что Катя пропала семь месяцев назад, и что он нигде не может ее найти. Вдруг бы эта новость взбудоражила сына, и он бросился ее искать? Или… Было слишком много опасений, и Марк решил не говорить сыну об этом.

— Она меня никогда не простит… — пробурчал тихо, под нос.

— Уже простила. — Лешка дотронулся до руки отца.

Марк сразу воспрянул духом, долго смотрел в глаза сыну и все же решился спросить:

— Откуда ты знаешь? Тебе известно, где она?

— Нет, — замотал головой сын, — но я могу сказать тебе, что слышу…

Марк сначала не понял, о чем говорит Лешка, но потом еле заметно кивнул, давая сыну знак, что он готов.

— Не в том городе ищешь… Читай…

Марк обалдел:

— Что читать?

— Я не знаю. Ты знаешь.

Они смотрели друг на друга, не отводя взгляда. И в этом взгляде было все: и понимание, и прощение, и благословение…

Да, опять благословение! Только сейчас сын благословлял отца.

Марк вышел на улицу, сел в автомобиль и стал читать переписку с Катей. С самого начала.

Питер!!! Боже мой, ну как же он раньше не понял, что она в Питере?

Через час он был дома и метался по комнатам: что взять? На чем ехать? Где остановиться? Как искать ее?

Он опускал глаза на телефон, листал их переписку и на все эти вопросы сразу получал ответы.

Катя сварила на ужин пасту с соусом болоньезе. Еще раз перемешав приготовленное блюдо, она отключила плиту и стала накрывать на стол. Герман сидел на стуле и держал на руках Надю, Данила с кем-то говорил по телефону в гостиной.

По радио прозвучала одна из любимых песен Кати:

Катя присела на стул, не сдержалась и поделилась с Германом воспоминанием:

— Однажды я готовила завтрак и напевала себе под нос эту песню…

***

Любовь Марка к попсе началась именно в тот день. До этого он не любил музыку, не слушал радио и не смотрел телевизор. Его раздражали любые громкие звуки.

Катя музыку обожала, но предпочтение отдавала песням только с сильными словами, тогда она включала ее на повтор и наслаждалась до тошноты. Потом влюблялась в новую, и так по кругу.

В тот день она обняла Марка, сказала, что эту песню она посвящает ему, и предложила послушать слова. Этим же вечером Марк попросил Катю закачать ему в телефон все песни, которые она посвящает ему, и она с удовольствием это сделала. Чуть позже Марк признался, что никогда не слушал попсу, а сейчас получает от нее удовольствие.

— Мне практически неважна мелодия. Без сильных слов — она мне не понравится, — призналась Катя.

— Хм, а я даже не задумывался об этом. Вернее, нет, я не обращал внимания на слова. Всегда считал, что песня — сложная субстанция, и чтобы я проникся к ней, нужно собрать слишком много элементов воедино: заводную музыку, пронзительные слова, настроение, атмосферу, эмоциональный фон… У меня никогда не получалось… Но тебе удалось поменять мое виденье…

Потом они обсудили классику, от которой Марк тоже был не в восторге:

— Ну, правда, Кать, я пробовал. Не мое это!

— Не может такого быть. Я тоже не сразу ее полюбила.

— Там же нет слов! Как ты ее понимаешь? — подтрунивал он над Катей.