По воспоминаниям местных жителей, скрыться экипажу КВ помогла следовавшая следом «тридцатьчетверка». Пулеметным огнем танкисты отогнали немцев и позволили товарищам скрыться. Позднее Кульбицкий воевал в партизанском отряде. Однако прорваться через Слоним советским танкам не удалось. Один Т-34 от моста повернул назад и был подбит немецкими артиллеристами в центре города, второй — на выезде на Ружанское шоссе.

Подводя итоги попыткам прорыва советских войск в районе Зельвы, приходится констатировать, что за счет привлечения в район «бутылочного горла» достаточно крупных сил пехоты и даже танков (7 тп 10 тд) немцам удалось предотвратить прорыв основной массы войск 10-й армии. Германских армейских корпусов в районе Волковыска и Слонима было слишком много. Прорыв вдоль шоссе так и не состоялся, а по проселочным дорогам и через болота удалось уйти на восток лишь части сил армии Голубева. Тяжелая техника и артиллерия при этом была в основном потеряна.

Советские танковые части в труднопроходимой местности «бутылочного горла» были вынуждены действовать преимущественно вдоль дорог. Здесь также сказалась недостаточная проходимость советских легких танков. Будучи непосредственным свидетелем тех событий, немецкий историк Хейдорн писал: «Там, где берег реки не был заболочен, мощные гусеничные машины могли переправиться во многих местах. Однако у русских легких танков Т-26 и БТ, похоже, возникали при этом определенные трудности. К примеру, автор видел в Зельве танк БТ и два Т-26, которые застряли в Зельвянке, причем в этом же месте штурмовые орудия и тягачи 15-см орудий из состава передового соединения 292-й пд беспрепятственно переправлялись через реку»[158]. Танки новых типов с их несовершенной еще трансмиссией в этих условиях могли попросту застрять.

Однако на прорыве через Зельвянку испытания бойцов и командиров 10-й армии еще только начинались. Прорвавшимся в район Новогрудка частям вскоре снова пришлось испытать ужасы окружения и прорыва через него.

Сражение на окружение в районе Белостока и Волковыска завершилось. Данные о пленных и трофеях появились в оперативном донесении группы армий «Центр» от 2 июля 1941 г. В нем указывалось, что захвачено 116 100 пленных, уничтожено или захвачено 1505 орудий, 1964 танка и бронемашин, 327 самолетов. Внушительные цифры числа захваченных пленных не должны вводить в заблуждение относительно реальной силы сопротивления советских войск. В докладе особо подчеркивалось: «Потери противника убитыми, по единогласным оценкам, чрезвычайно велики». Это утверждение соответствует картине боев, которую дают очевидцы событий из тактического звена с немецкой стороны. Именно это было реальным мерилом интенсивности боев и морального состояния окруженцев. Люди предпочитали не сдаваться, а гибнуть в бою.

В первый день войны, когда 3-я танковая группа прорвалась через рыхлые позиции 11-й армии Северо-Западного фронта, возможности Павлова противодействовать ей можно было оценить как нулевые. Последующий шаг — контрудар под Гродно — также не решал проблемы. Он завяз в плотной массе пехоты 9-й армии. Попытка поиграть в угадайку с выдвижением 21-го стрелкового корпуса к Лиде также не принесла желаемого результата. Однако постепенно штаб Павлова все же принял меры против непрошеного гостя из полосы соседнего фронта. Командование фронта действовало по двум основным направлениям: построение заслона на пути ударной группировки противника и нанесение контрударов во фланг.

Сдерживание врага с фронта было наиболее простой и очевидной мерой. К тому же у командования Западного фронта, ввиду незавершенности развертывания войск округа, были под рукой соединения из глубины, так называемые «глубинные корпуса». В их числе, был 44-й стрелковый корпус комдива В Л. Юшкевича. Как уже говорилось выше, он получил приказ на выдвижение еще до войны. 22 июня корпус встретил в пути, эшелоны буквально въехали на войну. Бывший командир 64-й стрелковой дивизии корпуса Юшкевича генерал Иовлев вспоминал: «Утром 23 июня эшелон штаба дивизии с органами и средствами управления проходил через Минск. Город и станцию бомбила фашистская авиация. Во многих местах мы видели пожары».

Ширина полосы обороны 44-го стрелкового корпуса составляла 80–84 км. Из них 61-я стрелковая дивизия занимала 55 км. Соответственно все три полка были выстроены в линию без выделения сильного резерва. Соседняя 108-я стрелковая дивизия заняла двумя полками оставшийся фронт — около 30 км. Третий полк дивизии еще не прибыл. При такой плотности создать устойчивую оборону было, разумеется, невозможно.

Некоторую опору разреженному заслону на подступах к Минску давали укрепления «линии Сталина». Однако надежд она не оправдала. Бывший командир 64-й стрелковой дивизии генерал Иовлев писал: «Вначале думалось, что нашу участь облегчат ДОТы, но на рекогносцировке выяснилось, что их трудно, а иногда и совсем невозможно использовать по прямому назначению. Специальных войск не было, оружие и приборы наблюдения отсутствовали, связь, свет, вентиляция не действовали. Проволочные заграждения были сняты. Никаких документов (схем расположения огневых средств, управления, карточек огня) у нас не было. Если быть точным, то в журнале боевых действий 44-го стрелкового корпуса записано, что «не все ДОТы заняты постоянными гарнизонами», т. е. пульбаты как таковое в УРе все же были. Также корпус занимал оборону, усиленную корпусным артполком.

Самым существенным недостатком обороны 44-го корпуса были открытые фланги, т. е. это был просто заслон перед Минском, оба фланга которого были открыты. Точнее, левый фланг был формально прикрыт 20-м мехкорпусом, а правый фланг был изначально открыт и висел в пустоте.

Еще одним резервом командования Западного фронта стал 2-й стрелковый корпус А.Н. Ермакова точнее, поначалу был только штаб, который постепенно обрастал войсками. 25 июня управление и корпусные части проходили отмобилизование в Минске. Боевые документы корпуса рисуют страшную картину происходившего там: «Уже 25.6 в районе города Минск скопилось огромное число беженцев из западных областей Белоруссии. Сюда же стекались на машинах, лошадях и пешком отдельные группы командиров и красноармейцев, потерявших свои части, пограничников, милиционеров, ответработников партийных и советских органов. Бесконечные потоки машин и людей шли на восток, загромождая пути и мешая передвижениям войск. Город Минск, подожженный во многих местах, горел, брошенный жителями на произвол. Пожарная охрана с пожарами не боролась, и пожарные машины также уходили на восток. Органы власти и милиции покинули город. Штаб ЗапОВО, оставив город, не организовал ни комендантской службы, ни эвакуации военного и ценного имущества»[159]. Картина невеселая, но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Также составитель журнала боевых действий корпуса капитан Гаран сетовал, что, несмотря на наличие автотранспорта, его выдача частям не была соответствующим образом организована. Бюрократические проволочки мирного времени еще какое-то время со скрипом действовали с началом войны.