— Что ж, — он демонстративно потянулся. — В таком случае, полагаю, вы не против предоставить нам следовать… навстречу моему Выбору?

— Не так быстро, Олег Николаевич. Во-первых, следовать к месту назначения вам лучше с нашим сопровождением, чтобы избежать нежелательных эксцессов, — «ревизор» покосился на мрачно нахохлившегося Леваллуа. — Наши уважаемые партнеры, как видите, склонны к опрометчивым тактическим решениям…

Под конвоем, стало быть, перевел для себя Олег. Что те, что эти — хрен редьки как-то ни фига не слаще…

— А во-вторых?

— А во-вторых, Олег Николаевич, чтобы облегчить вам выбор, мы сделаем вам определенный подарок — о, не сейчас, ближе к цели нашего путешествия. Вы хотите спросить, какой именно? Извольте: когда вы там, в Вундерланде, высказали некое пожелание, вы вступили в контакт с нами, причем вступили осознанно. Признаться, меня немало удивил ваш тогдашний выбор, да и каких бы то ни было выгод наша сторона от этого не получила — но мы все же дали вам представление о наших возможностях. Положа руку на сердце, ведь наша помощь оказалась вам весьма кстати во время боя с командос наших дорогих партнеров? Я, кстати, рассчитываю в самом ближайшем будущем выяснить, кому именно принадлежала эта гениальная идея, — «ревизор» оделил полковника еще одним уничтожающим взглядом. Поздравляю, господин полковник, обделамшись, и прежидко, без сочувствия подумал Олег. А вот Дженкинс… Генерал, конечно, напустил на себя вид самый холодный и непроницаемый — морда сейфом, глаза ледышками, — но чувствовалось, что доволен он до «не могу». Олега не покидала уверенность, что если брать генерала на «слух», то ударит по ушам знакомый звук лопнувшей струны.

…А вот с «подарочком» — определенно засада. Он ярко, до мелочей, припомнил те минуты перед сшибкой с бронеходчиками: чувство полной уверенности в своей правоте, и никаких тебе сомнений, никакого мандража, никаких моральных проблем. Словно сам превращаешься в маленький бронированный механизм, решаешь и действуешь на удивление спокойно и просто… Страшная штука, ежели разобраться. Подсесть на такое — раз плюнуть.

— И с чего вдруг такой альтруизм?

— Я бы скорее назвал это совпадением интересов… А сейчас, господа, — чуть повысил голос «ревизор», — прошу нас простить, но нам с партнерами надо приватно обсудить некоторые моменты, дабы избегнуть повторения инцидентов, подобных сегодняшнему. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы согласились подождать в номерах.

— Зачем же? — Олег выдал самую широкую улыбку. — У вас какие-то секреты от нас? А я-то думал, что все мы здесь добрые друзья…

— Безусловно, господин Панин, — «ревизор» улыбнулся так же широко и без капли чувства, блеснув золотой фиксой — Олег только сейчас ее заметил. — Но, уверяю вас, это в ваших же интересах, никакого желания кого бы то ни было обидеть у меня и в мыслях нет… — он продолжал плести еще что-то, но глаза его вдруг оказались пугающе близко, заслонили весь мир, обожгли Волной, совершенно не человеческой — из-за стекол круглых очков глянул на Олега непонятный мир, сотканный из абстрактных представлений, великих целей, обрывков чужих желаний и стыдных тайн, и подмигнул ему оттуда «страж», снесший себе полчерепа в аппаратной ПВ-портала, и сказал «Мы с тобой одной крови — ведь Договор уже стал твоей плотью и кровью, не так ли?»…

Внутренний голос, надрываясь в панике, вопил что-то нечленораздельное, но Олег его не слышал. А потом стало темно, тихо и спокойно.

Снег блестел под солнцем почти нестерпимо, кривые, узловатые сосны на заснеженных скалистых террасах серебрились инеем, холодное зимнее солнце слепило глаза. Олег откуда-то знал, что это Вундерланд, что Святилище, где он потерял Кэт — а возможно, и себя, — где-то неподалеку, где-то за спиной и внизу. Но обернуться не получалось. Можно было просто смотреть на открывшуюся панораму с высоты птичьего полета. Умом он понимал, что зимой, да еще на такой высоте он должен замерзнуть в сосульку минут за пять, но холода отчего-то не чувствовал. Это потому, что я сплю, догадался он. Или… если это не сон, то что-то очень к нему близкое.

Мысли текли, чистые и холодные, как незамерзающий горный ручей. Почему я здесь? — неверный вопрос. Верный вопрос — зачем? Отыскать себя там же, где потерял? А здесь ли ты потерял себя, Панин Олег, или просто ищешь тут, потому что тут светлее? Нет, эти вопросы тоже неправильны.

Мне важно понять, верно ли я поступил, когда смотрел на этот же пейзаж с верхней площадки донжона и держал на руках умирающую Кэт, подумал он. Очкастый паскудник-«ревизор» прав в одном: тогда я вступил в контакт с ними, с Торговцами-на-джипах, вполне осознанно. И осознанно пожелал, зная, что за это придется заплатить… чем? Еще одной частью себя? Независимым видением мира? Свободой в этом треклятом Выборе?.. Если бы у меня была возможность переиграть этот эпизод, поступил бы я иначе?

Черта с два! И пусть мне кто хочет твердит о том, что я таким образом поставил под удар саму идею независимого Выбора и чуть ли не будущее человечества — все равно, доведись мне перерешить все на спокойную голову, я бы сделал точно так же. Не желаю я отвечать за чужие решения перед всем миром. Только за свои собственные. Перед кем? Перед собой. Перед ребятами. Перед Кэт. Перед Богом, в конце концов. Не перед человечеством — перед людьми.

Он чувствовал какое-то странное спокойствие, совсем непохожее на то ощущение собственной непогрешимости, которое он испытывал перед боем. Да, я человек. Да, я слаб, предсказуем, неумен — но в моей власти решать за себя. Прости меня, Кэт, но тогда, в Святилище, слыша твое тихое, хриплое дыхание, я тоже решал не за тебя, а прежде всего за себя… И как бы там ни было, я уверен, что поступил правильно.

Странное все же состояние этот сон-не сон… Исходные посылки кажутся неоспоримыми, но к логике никак не привязаны — кажется, это классическая картина шизы, Олег Николаевич?.. Во всяком случае, он был твердо уверен, что оказался здесь, в этом месте, с прямой подачи злыдня-«ревизора», — но далеко не факт, что это соответствовало его, злыдневым, планам. По въевшейся до автоматизма привычке Олег все же попытался суммировать и проанализировать свои впечатления, только вот ни черта из анализа не выходило. Здесь, наедине с холодным, заснеженным миром, мягким шорохом леса, искрящимися голубоватыми ледниками на далеких вершинах, блеклым зимним небом — наедине с Кэт, растворившейся в этом мире — здесь профессиональный анализ почему-то казался ему всего лишь набором пошловатых обобщений.

Кое-что, впрочем, зацепить удалось. Так, он был твердо уверен, что наблюдает не реальную картинку — реконструкцию по памяти. Причем не только по памяти некоего О. Н. Панина или чьей-то еще, нет, этот «виртуальный Вундерланд», как Олег сразу его обозвал, скорее, сумма памяти всех, в ком он отпечатался — и кто «отпечатал» его на Тропе. И что по тому же ведомству проходят и «виртуальный Эдем», где он встретился с Волком, и в каком-то смысле — та харчевня в Вундерланде, где зарезали «викинга» из команды Лии, и непонятный, пустой, собранный из ошметков город-декорация, и странный отель посреди этого города…