к старой ведьме, снова просыпав травы, но на этот раз и не заметила. Она выпалила: – Матушка, не наказывай Рьяна за меня! Помоги ему избавиться от проклятья! А я ни за что, ни за что тебя не покину!

– Нет.

– Я с тобой останусь! – не отставала девка.

Ведьма тянула очень долго. Приблизилась, прибрала мусор, шуганула любопытную мышь и наконец признала:

– Ты сама того не желаешь. Не потому изба к тебе поворачиваться не стала, что я обижена. Не потому лес гнал.

– Почему же?

– Потому что тебя саму надвое рвет. Половина в лес, половина к людям. Как проклятье северянина тваго. И изменить это никому не по силам. Только вам самим.

– Как же это?

– А вот так! Нет спасения от проклятья! И не было никогда!

– Рьян за водой к роднику ходил… И травы, что ты указывала, для зелья собирал.

Зорка попробовала на зуб сухую травинку.

– Ну собирал. Хорошие травы. Пригодились.

Йага сидела спокойно, с ровной спиной. На мать она не глядела.

– Выходит, его ты тоже обманула.

– Уж очень хорошую цену предложил. Жаль было от ворот поворот давать.

– И сознаваться не собиралась?

– Много чести!

– Как и мне говорить, откуда я взялась?

Тут бы рассердиться. Или расплакаться и, как маленькой, забраться с головою под одеяло. Но сил не нашлось. Больше не разъедала на старую мать обида, не тянуло накричать, ногой топнуть, потребовать чего-то, чего Зорка, сама того не ведая, лишила дочь. Йага ровно сказала:

– Пойду я, пожалуй. Ты пришли неясыть, коли понадоблюсь.

Медведь встретил ее, ткнувшись носом в горсть. Ведьма присела на корточки и крепко обняла его.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещала она. – Ты не останешься зверем.

Проклятый лизнул ее в щеку, а матушка так и не вышла на крыльцо проводить.

Глава 18

Смелая

Всем вдруг занадобилась ведьма. Если раньше обращаться к Йаге за помощью опасались, а многие и вовсе не знали, что в Черноборе поселилась колдовка, то после суда слух разлетелся. Жрец, сам того не желая, словно бы дозволил горожанам водиться с нечистой девкой. Оправдал ведь? Оправдал. Больше того: сами боги показали, что ведьма им по нраву! И теперь у ворот кожевника толпилось народу втрое против прежнего. Кто просто поглазеть, кто зелье целебное купить. Рьяну это внимание было что кость в горле. Он спуску никому не давал и гнал в шею только так. А самых ретивых, кто пытался без приглашения влезть во двор, еще и припугивал топором.

Уже третий день голова у него была тяжелая. То одолевали запахи, коих раньше и не чуял, то слух становился необыкновенно остер и все казалось слишком громким. Северянин одно с другим сложить умел и быстро смекнул, что мучается оттого, что вновь выросла колдовская метка. В него уже и пальцем тыкали – урод с полосатой харей, а не молодец. Кабы не поучил кулаком первого, кто придумал его дразнить, на смех бы подняли. А так побаивались. Как они с Йагой в лес ходили, он почти что не помнил. Вроде нечисть докучала, вроде драться пришлось. Но с той поры, как перекинулся, и до той, когда ведьма лаской его уговорила вновь сигануть через нож, память как корова языком слизнула.

Но куда больше северянина заботила не собственная участь, а то, что Йага ходила тише воды. Задумчиво и хмуро варила она колдовские снадобья, забывала запирать засовы и оставляла без присмотру деньги, что приносили ей черноборцы. А когда за мазью от гнойника притащилась Малка, еще недавно требовавшая казнить поганую ведьму, лесовка даже не фыркнула. Закупившись, баба еще долго не уходила. Все жаловалась Раду, что сыночек со двора носу не кажет, а родня с ними знаться не желает, чтоб ненароком не рассердить ведьму. Говорила громко, чтоб слышала Йага, но той дела не было, а Рад только подкручивал усы и кивал.

Не один Рьян заметил неладное. Иванька таскался за колдовкой хвостиком и взял за моду гонять северянина. Как-то раз девка собралась в баню, и Рьян попытался прошмыгнуть с нею, памятуя о том, как горячо вместе париться. Но на пути вырос маленький лоточник. За последнее время он будто бы вытянулся и казался еще тощее, зато нажил храбрости.

– Не пущу!

Иванька стиснул хилые кулачки. Поднять мальца да отставить в сторонку северянину ничего не стоило, но так грозен был юный защитник, так закрывал дверь в баню своим худеньким тельцем, что и целая дружина отступила бы! Рьян ухмыльнулся краем рта:

– Йага там одна не справится. Помощь надобна.

– Ничего, я помогу, если что.

Рьян хмыкнул:

– Так хорошо, как я, ты не поможешь. Может, когда постарше станешь, научишься.

– Все равно не пущу! Негоже!

Так и ушел молодец ни с чем. Ничего, дождется своего часа.

Когда пышущая жаром колдовка вернулась в избу и принялась чесать густые волосы, он притворил и подпер бедрами дверь в ее комнатушку. В тонкой рубахе, неподпоясанная, босая… Чудо, а не девка! Сразу вспомнился колдовской танец, который северянин застал при первой их встрече. Волосы цвета дубового корня рассыпались по плечам, и хоть вынула лесовка перья да ветки, веяло от них дикостью и непокорностью. Сразу захотелось покорить!

Рьян быстро пересек комнату, сжал тонкие запястья и опрокинул ведьму на спину.

– Попалась.

– Неужто? – Йага хитро улыбнулась, но от той улыбки все одно разило тоской – теперь Рьян чуял ее, как затхлый запах старого погреба.

Однако ж есть немало способов изгнать женскую печаль. Подаренные им вчера серьги лесовку не порадовали, хоть и походили на гроздья рябины, ну так он и иначе может!

Рьян зарылся носом в мягкие волосы и словно бы очутился посреди лесной поляны. Пахло лугом, скошенной травой и дегтем. И еще чем-то, от чего сладко заныло внизу живота. Молодец губами скользнул вдоль шеи, прильнул к острой ключице, прижался к ведьме всем телом – вот-вот задушит! Глубоко вдыхая, вернулся к устам и поймал их своими.

– Пусти, – попросила ведьма в поцелуй.

Задыхаясь от безумия, он не сразу остановился. А когда понял просьбу, едва не застонал.

– Гонишь? – Погладил мягкое бедро под задравшейся рубахой, дрожащими пальцами скользнул туда, где было всего жарче, – дразнил. – Разве я тебе не люб? Скажи, – он внутренне замер и спросил уже всерьез: – Люб?

Отчего-то Йагу рассердил этот вопрос. Она рванулась со всей силы, и молодец отпустил. А девка стыдливо оправила одежу, словно бы Рьян уже не исследовал поцелуями все, что ею было скрыто, и потребовала:

– Выйди вон.