– Эх, земляной человек! – осторожно подсовывая ему под затылок свою рубаху, прошептала я. – Хорошо, хоть костер запалил!

Журка засопел и повернулся на бок. Я села рядом и пошевелила костер длинной палкой. Пламя задергалось, будто испугалось.

– Ш-ш-ш, – сказала я дрожащим огненным язычкам.

Мне с детства нравилась их ворожба. Порой они плясали и корчились, как неведомые духи, а иногда на мгновения превращались в героев древних легенд: сошедшихся в поединке витязей, собравшихся на тайный совет правителей или прекрасных танцующих дев…

Думать о настоящем мне не хотелось. Слишком все стало сложным и запутанным. Князья, заговоры… Чужая воля толкала меня куда-то, словно соломенную куклу, а мне уже было все равно куда – в огонь или в воду…

За кустами по дороге застучали копыта. Я приподнялась. Одинокий всадник выехал из-за поворота. Луна пряталась за его головой, и всадник казался зловещим и темным, словно посланец самой Смерти-Морены. Он приблизился и повернулся на свет костра. Лунные лучи прошили гриву его лошади и скатились по ее атласным белым бокам… Красиво…

– Эй! – Знакомый голос ударил по сердцу.

Мои пальцы впились в камень и содрали клочки мха. Нежная зелень охладила ладони.

– Эй, у костра! – снова позвал всадник.

Рядом зашевелился Журка.

– Чего там? – сонно прошептал он и, не дождавшись ответа, поднялся. – Всадник уже съехал с дороги. У его ноги блестела полоса стали.

«Ты всегда настороже, – про себя сказала я всаднику. – В ту ночь ты тоже не хотел выпускать меч».

– Эй, есть кто у костра? – снова громко спросил он.

– Ну есть, – отозвался Журка.

Всадник остановился:

– Молчалив ты, парень. Или спишь крепко?

– А тебе что за дело? – Журка потягивался и кутался в полушубок. Он хотел спать, а не пререкаться с каким-то странником. – Хочешь погреться или переждать ночь, присаживайся, а нет – ступай себе дальше… – Воришка зевнул и закончил: – С Богом!

– Коли так…

Всадник спешился. Под его ногами захрустел вереск. Я прижалась спиной к камню и зажмурилась. Бах, бах, бах – колотилось в груди. Неужели он узнает меня и откроет перед Журкой мой позор? А если совсем не узнает? Что будет больнее, что унизительнее?

– Присаживайся, чего застыл, – пригласил Журка. – Куда едешь?

Горясер хмыкнул и что-то бросил на землю возле костра, – должно быть, свой скарб. Как хотелось поглядеть на него! Сколько мы не виделись? Долго, очень долго… А последний раз он был таким… Меня обдало жаром, и стало трудно дышать.

– В Вышегород. А вы куда путь держите?

Похоже, он решил не признавать нашего знакомства. Я подняла взгляд. Подняла и пожалела. Сердце екнуло и заныла так, что захотелось вырвать его из груди и бросить в огонь, чтоб больше не мучило…

– Найдена! Найдена!

Я не сразу поняла, что Журка трясет меня за руку. Ах да, он же не знал, куда мы идем. Отвечать мне.

Я собралась с духом и посмотрела Горясеру в глаза:

– В Киев. – Внутри что-то задрожало.

– Не ходили бы вы в Киев, – почти по-дружески посоветовал наемник. – Нынче там мало хорошего.

Я знала. Только выбора не было.

– Нужно, – ответила я. Мне не хотелось лгать ему. Зачем? Он знал обо мне больше всех на этом свете. Знал и молчал.

– Зачем? Кто там у вас? Родичи?

Он ведал, что у меня нет родичей. Или спрашивал Журку?

– Предслава, – ответила я за вышегородца.

Брови наемника сошлись на переносице.

– Предслава? Княжна? – Темная челка упала на его лоб и спрятала глаза. – Зря идете. Нынче к княжне никого не пускают. Ждут поляков.

– Но мне нужно туда попасть. Чего бы это ни стоило, – возразила я.

– Вижу, – усмехнулся он. – По лицу.

Я прикоснулась к ссадине на скуле:

– Это случайно, в Вышегороде.

– Анастас ее ведьмой обозвал, – встрял Журка. Я про него и забыла! Казалось, нас тут всего двое…

– Анастас? – Горясер не удивился, скорее разозлился. – Игумен в Вышегороде?

Я почуяла дурное. А Журка продолжал:

– Там. Живет у Лаврентия, тамошнего настоятеля.

Он не замечал, как в Горясере пробуждались что-то неведомое, могучее и страшное. Меня затрясло.

– Заткнись! – выкрикнула я.

Журка осекся на полуслове и захлопал глазами:

– Ты чего? Чего, а?

– Ничего. Болтовня твоя надоела. Спать пора, – буркнула я и, отвернувшись, завалилась на бок.

Злость на Журку прошла, осталась лишь досада на саму себя. За спиной послышалось кряхтенье Журки. Зря я все-таки набросилась на него. Он же ничего не знал. Ни про Горясера, ни про меч Орея, ни про Летунницу… Я чуть повернула голову. Журка лежал рядом, укрывшись с головой теплым полушубком. Похоже, заснул…

Неведомая сила так и подмывала меня подняться и взглянуть на наемника. Он пристроился у дальнего валуна за костром, спиной к нам с Журкой. Спал или притворялся? Неужели он ни разу не вспомнил обо мне? А ведь узнал! Узнал и промолчал!

Я тихонько села, покосилась на спящего Журку и почти ползком двинулась к Горясеру. Под ногой щелкнула ветка. Меня сперва отбросило назад, на подстилку, а потом стало смешно. Какая трусиха! И чего боюсь? Я ж не делаю ничего плохого. Только доберусь до него и погляжу… Мы так давно не виделись. Я не видела его губ, складочки между бровей, темных и таких жестких на вид волос и маленькой родинки на шее, у самого ворота… А он изменился. Зарос-то как… Моя рука поднялась и легко коснулась щеки Горясера. Колючая… Где он был все это время? Вспоминал ли? Узнавал ли в других мои черты? Нет, наверное, нет… Он не такой, как остальные. Не замечает ни моей красоты, ни моей любви…

Я потянулась к нему и позвала:

– Горясер…

Ждала – не ответит, но наемник молча повернулся, сжал мои плечи и потянул на себя.

«Ох, дура, ох, пожалею!» – подумала я, беспорядочно тычась губами в его шею, а потом забыла и об этом. Остались лишь мы вдвоем – наши тела, наши руки, наши души… А еще желание врасти в него, словно дерево в землю, и остаться там, внутри, хоть малой частицей, чтоб никогда больше не отпускать…

Утром нас разбудил Журка. Вернее, его крик. Я вскочила. Журка только проснулся. Он сидел по ту сторону костра и глядел на меня так, словно видел впервые. Мне стало совестно. Рука Горясера на моем животе стала невыносимо тяжелой.

– Журка, ты пойми… – начала я, но он не дослушал, а схватил еще горячую головню и кинулся на наемника.