– Берегись! – взвыла я.

Горясер ловко, как кошка, увернулся от удара, откатился и вскочил на ноги. Журка даже не успел замахнуться второй раз. Кулаки наемника рухнули на его шею.

– Нет! – выкрикнула я. Журка кулем упал к моим ногам. – Зачем?! – Всхлипывая, я опустилась на колени и обняла Журкину голову. – Зачем?

– Не шуми. Очухается.

Я кивнула. И только теперь, при дневном свете, увидела повязку на его голове.

– Кто тебя?

– Я воин, – спокойно сказал он.

«Воин. Он – воин. Всегда будет воином. Наемником… У него, как и у меня, никогда не будет дома и родины. Жизнь будет мотать его по бесконечным дорогам – от хозяина к хозяину, из битвы в битву, – до тех пор, пока чей-нибудь более проворный клинок не оборвет его путь… А меня рядом не будет…»

Он оделся, подволок Журку к костру и уложил на подстилку.

– Мне пора.

«Конечно, ему пора. Он уедет, и никто не ведает, увидимся ли мы вновь».

– К Предславе не ходи, – неожиданно сказал Горясер. – К ней не пустят, а бед накличешь.

– Не могу. Я обещала проведать княжну.

«Господи, о чем мы говорим? Ведь это неправильно, не по-людски! Надо броситься к нему на шею, прижать к груди темную голову, прошептать: «Любимый мой, единственный, что нам до Предславы и Святополка?! Останься со мной! – а я?!»

– Гляди сама. Я упредил. – Он закинул ногу в стремя.

Уезжает. Я сжала кулаки. «Нет, не заплачу… Но как больно тут, в груди…» Пальцы коснулись ворота платья и нащупали что-то твердое. Ах да, подарок Лютича! И как не выпал там, в Вышегороде? «Отдай Горясеру, и он выполнит одну твою просьбу». Кажется, кузнец обещал что-то такое. Только больше я ничего не хочу покупать у наемника. Если он даст мне что-то, то сам… Сам! По доброй воле…

Лошадь Горясера нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Он приподнялся в седле.

– Стой! – крикнула я.

«Эта вещь принадлежит ему. И чем быстрее я ее отдам, тем быстрее все забуду. Не будет повода для встреч, для надежд…»

Я вскочила на валун, поскользнулась и, поднимаясь, одной рукой вытянула из-за пазухи подарок Лютича.

– Это тебе…

Он удивился:

– Что это?

– От Лютича. – Я наконец., вспомнила слова, которые наказал произнести кузнец: – Он велел передать, что ты еще никогда не служил неправому делу. Возьми…

Но он не брал. Молча смотрел на завернутый в тряпицу дар и не шевелился.

– Бери же… – Я торопливо принялась разматывать тряпку.

– Нет! – Он отшатнулся.

Лошадь поднялась на дыбы, захрипела, а подарок кузнеца не удержался в моих дрожащих ладонях и покатился по. каменному склону прямо под лошадиные копыта.

Огненный смерч взвился откуда-то из-под земли, окутал лошадь и всадника. Боль скрутила меня и сбросила на камни. В глазах заплясало черное пламя. «Такого не бывает», – прорвалось сквозь боль.

– Помнишь этот жар? Небесный жар моей кузни? – спросил голос Лютича. Откуда он тут? Колдовство?

– Да, – сдавленно ответил Горясер.

Ему было больно! Я кое-как разогнулась. Подарок Лютича скрывал в себе неведомую колдовскую силу. Память подсказала ответ. Дарина… Ее легенда о мече Орея… Шрамоносец пожелал уничтожить свое творение…

– Нет! Только не его! – Я поползла вперед, туда, где в огненном вихре хрипела лошадь Горясера. Меня не услышали.

– Помнишь, как ты умирал и возрождался в ином теле? Помнишь кровь, в которой я закалил твой дух? Помнишь огонь, светлый огонь Сварога, который расплавил твое сердце? Очнись, Горясер! Отвернись от своего нынешнего владельца!

– Нет. Не могу. Пока его рука еще сильна. Только другой, более могучий, сумеет вырвать меня из его рук. Ты знаешь… А пока я буду служить ему, как служил тысячам до него…

– Тогда стань снова…

Мне удалось продвинуться еще на полвершка. Камень кончился.

– …тем оружием, которым ты…

Меня швырнуло вниз и ударило о землю. Совсем рядом затопали лошадиные копыта. Значит, где-то здесь этот злополучный колдовской подарок!

Я зашарила ладонями по земле.

– …был создан тысячу веков назад! Я, Шрамоносец, давший тебе тело человека и его жизнь, отнимаю…

Трава, корешки… Вот! Огонь опалил мою кожу. Крик сотряс все тело, и пришла темнота.

Когда я очнулась, то увидела Журку. В его голубых глазах плавала боль. Я вспомнила, как он застал меня с Горясером, и вздохнула. Нет, мне не было стыдно, лишь жаль, что обидела его.

– Прости, – сказала я.

Он отмахнулся и ничего не ответил.

– Правда, прости. – Я хотела объяснить ему, что нынешняя ночь ничего не меняла, а я была с Горясером еще раньше. – Мы уже давно…

– Я понял, – как-то обреченно сказал Журка, а потом отвел глаза в сторону и добавил: – Но он тебя не любит. Никто тебя не любит… так, как я…

– Это ничего. – Я погладила его щеку. Ладонь не болела, и кожа на ней была ровной и гладкой. – Ничего. Все забудется…

Мне хотелось в это верить. Пусть все забудется. Не было никакого Горясера, никакого Лютича…

Сзади пугливо всхрапнуло животное. Лошадь?! Забыв о Журке, я подскочила и обернулась.

Горясер не уехал. Он стоял спиной ко мне и укладывал на спину своей кобылки наши с Журкой мешки.

– Ты… Ты почему?

Он даже не повернул головы.

– Ты опять заплатила очень хорошую цену, – глухо сказал он. – Я помогу тебе попасть в услужение к княжне… Поднимайся. Мы едем в Киев.

Горясер сдержал обещание. Он довез меня до Киева и пристроил в услужение к княжне. Правда, я не встретилась с самой Предславой – ее денно и нощно охраняли люди Святополка, – однако в девичьей для меня нашелся угол. Девок на Предславовом дворе оказалось больше двух десятков. Кто из Новгорода, кто из Киева, а кто и вовсе из дальних земель. Девки маялись от скуки, заводили шашни с дружинными людьми, а вечерами собирались в девичьей и вели нескончаемые разговоры про привезенные купцами ткани, про дрязги в Святополковых палатах, про богатство и красоту киевских парней и близящиеся праздники весны. Девичья клеть напоминала мне курятник. Куда охотней я бродила бы по дорогам с Журкой или случайными попутчиками, но едва мы вступили на Предславов двор, как воришка исчез, а я очутилась среди глупых, вечно квохчущих девок. Должно быть, Журка не простил мне той ночи и ушел к киевским родичам. Когда-то он рассказывал о них.