И они отправились в свои комнаты, чтобы переодеться к ужину. Остаток вечера они провели за обсуждением этой волнующей истории.

Отъезд леди Уолдерхерст из Полстри, хотя и неожиданный, прошел спокойно и деловито. Осборнам сообщили, что она должна съездить в Лондон к своему врачу, и что тот посоветовал ей отправиться в Германию на воды. Эмили прислала им милое письмо с извинениями и объяснением. У нее не будет возможности вернуться в Полстри перед отъездом в Германию. Возможно, она вернется уже вместе с мужем, который прибудет в Англию где-то через два месяца.

– Он что, сообщил ей, когда вернется? – спросил у жены капитан Осборн.

– Она ему написала и попросила приехать.

Осборн ухмыльнулся.

– Он будет ей весьма обязан. Сейчас его наверняка просто распирает от важности, а мы знаем, что он из тех мужчин, которым нравится, когда их призывают принять участие в делах, которыми занимаются исключительно старые бабки.

Но о том письме, которое он в свое время заметил в стопке ожидавших отправки, он позаботился сам. Так что он знал, что, по крайней мере, это послание лорд Уолдерхерст не получит. Осборн вовремя узнал об истории с перилами. Легко было догадаться, что письмо, написанное сразу после инцидента, произведет на его светлость такое впечатление, что он и сам решит, что ему лучше бы быть дома. Женщина испугалась, наверняка потеряла голову и повела себя как дурочка. Через несколько дней она успокоится, и история уже не будет казаться такой зловещей. Как бы там ни было, капитан решил позаботиться об этом конкретном письме.

Чего он, однако, не знал, так это того, что судьба сама сыграла ему на руку, расстроив и без того ненадежную пищеварительную систему лорда Уолдерхерста, что, в свою очередь, привело к легкой лихорадке, что, в свою очередь, привело к тому, что его отправили на поправку в горы, куда почта доходила не всегда. В результате несколько сообщений от его жены где-то застряли. В то время, когда капитан Осборн обсуждал планы его светлости с Эстер, его светлость – с помощью докторов – занимался вопросами собственного здоровья, пребывая в раздражении от того, что немощь расстроила его планы, и, по правде говоря, вряд ли думал о жене, которая, как он полагал, с комфортом пребывала в Полстри-мэнор и коротала время в обществе маленькой миссис Осборн.

– А на какие воды в Германии она отправилась? – осведомился Алек Осборн.

Эстер снова глянула в письмо, не выказывая при этом большого интереса.

– Я бы предпочла, чтобы она не утруждала себя объяснениями, – заметила Эстер. – У нее есть манера в подробностях расписывать то, что тебе совершенно не интересно, и забывать упомянуть то, что действительно представляет интерес. Она очень подробно пишет о своем здоровье, о своей симпатии ко мне и моей к ней. Она совершенно очевидно полагает, что мы вернемся в Псовую ферму, и пытается прикрыть отсутствие гостеприимства всякими словесами.

Она выглядела и говорила совершенно естественно, но при этом играла роль, и играла хорошо. Эстер выбрала образ вздорной, эгоистичной женщины, разозленной тем, что ей придется оставить обиталище, которое ее устраивает.

– На самом деле она тебе нравится ничуть не больше, чем мне, – внимательно посмотрев на нее, заметил Осборн. Если бы он мог быть столь же уверен в ней, как уверен был в Амире!

– Не знаю, с чего мне так уж ее обожать, – сказала она. – Когда ты богата, легко быть добренькой. Ей это все равно ничего не стоит.

Осборн сделал себе добрую порцию виски с содовой. На следующий день они вернулись на Псовую ферму. Он и раньше в течение дня не раз подкреплялся виски с содовой, теперь же его свидания со стаканом участились настолько, что вряд ли за весь день находилось хоть несколько часов, когда он полностью отдавал себе отчет в своих действиях.

«Немецкие минеральные воды», к которым отправилась леди Уолдерхерст, были куда ближе к Полстри, чем кто-либо из них мог предположить. Находились они всего в нескольких часах езды по железной дороге.

Когда после проведенного в Лондоне дня миссис Купп вернулась к своей хозяйке с сообщением, что она побывала в доме на Мортимер-стрит и обнаружила, что вдова, купившая его со всей обстановкой, разочаровалась в своем приобретении из-за ненадежности постояльцев и была бы рада дополнительному заработку, Эмили вскрикнула от радости.

– О, как бы я хотела оказаться там! Это же был такой дорогой для меня дом! Никому и в голову не придет искать меня там, а мне никто, кроме вас и Джейн, не нужен. Там будет безопасно и спокойно. Скажите ей, что у вас есть друг, который снимет его на год.

– Миледи, я поговорю с ней, но по-другому, – ответила здравомыслящая миссис Купп. – Я предложу ей деньги за то, чтобы она выехала оттуда, не задавая вопросов. Такие, как она, частенько откликаются на подобные предложения, потому что это выгоднее, чем держать жильцов. У всех бывают свои проблемы, порою кому-то на несколько месяцев может понадобиться весь дом, главное, чтобы заплатили достаточно. Вот какое предложение я сделаю.

И в результате уже на следующее утро вдова выехала из своего домовладения с гораздо более тяжелым кошельком и легким сердцем. В тот же вечер, явно не ведающая о том, что ее преподнесли как некую «даму в беде», добрая и благопристойная Эмили Уолдерхерст была под покровом тьмы доставлена кэбом в старое жилище. Когда миссис Купп проводила ее в «лучшую спальню», которая когда-то была Эмили не по карману, она всплакнула от радости, потому что четыре унылых стены, обшарпанный туалетный столик из красного дерева и уродливые подушечки для иголок выглядели до невозможности нормальными и безопасными.

– Здесь все так по-домашнему, – сказала она и решительно добавила: – И здесь очень удобно, правда.

– Мы можем навести здесь уют, миледи, – сказала благодарная Джейн. – Здесь мы вдали от беды, и это место будет для нас раем.

Она уже выходила из комнаты, но вдруг остановилась на пороге и позволила себе добавить:

– Ни одна душа, черная или белая, не переступит порог этого дома и не пройдет мимо матушки или меня, пока не вернется его светлость.

Эмили вздрогнула, представив себе, как лорд Уолдерхерст переступает порог дома на Мортимер-стрит в поисках своей маркизы. Она пока еще не писала ему об истории с молоком и о взрыве откровенности Эстер Осборн. Подготовка к отъезду должна была выглядеть естественно, и Эстер очень ей в этом помогла: она продумала каждый шаг. Эстер боялась, что леди Уолдерхерст как-то выдаст себя, и у Эмили не было времени писать. Но когда Джеймс наконец получит ее письмо (в последнее время она в мыслях все чаще называла его Джеймсом), он узнает о самом главном, самом важном. И о том, что она просит его вернуться. Она просила прощения за то, что это может заставить его изменить свои планы, однако просила вернуться к ней.

«Думаю, он вернется, – говорила она себе. – Я действительно так думаю. Как я буду рада! Может, я действовала не очень разумно, наверное, можно было поступить как-то поумнее, но самое главное – я должна до его возвращения пребывать в безопасности, это важнее всего».