В дверь заглядывает солдат:

– Где заложник? Хохол уже икру мечет.

– Здесь я.

Я иду за солдатом по коридору, сворачивая разорванную на спине рубаху и изгвазданные чем-то маслянистым пляжные штаны. Солдат стучит в дверь. После небольшой паузы голос:

– Войдите.

В пустой комнате за столом сидит мой штатский. Перед ним бумаги.

– Присаживайтесь, – кивает он. – Вот ваши проездные документы. Распишитесь вот здесь – за оказание, так сказать, услуг по консультированию. И вот здесь, и здесь… Должен сказать, что ваше участие в операции обеспечило ее успешное проведение. От имени руководства выражаю благодарность.

Я киваю.

– Регистрация на ваш рейс начнется через час двадцать. Пойдемте, я посажу вас в машину.

Мы выходим из комнаты и спускаемся по лестнице. Навстречу черной толпой с грохотом поднимаются спецназовцы.

– Эй, хохол, куда мужика увозишь? Мы же с ним еще не выпили.

– Вам, похоже, и так достаточно.

– А вот это уж не твое дело.

– Ну так что, киевский, отпустишь мужика с нами?

– Исключено. Нет времени.

– Во, бля, деловые!

Перед крыльцом стоит военный газик с включенным мотором. Шофер изнутри открывает мне дверцу.

– Ну, – говорит штатский, – еще раз спасибо! И счастливого пути.

– До свиданья.

Я сажусь в машину.

Железные ворота открываются, мы выезжаем…

Машинка моя, клацнув еще пару раз, остановилась в черной пустой степи с ночными огнями Симферополя вдали.

Ну а я – в своем номере.

Уже давно ночь. Тихо. Я не отметил, когда замолчала за окном музыка из баров. От сидения за машинкой затекла спина. Щиплет обожженный сигаретным дымом язык.

Я выхожу в лоджию. Лунная тень решетки. Черным мглистым облаком до самого моря лежит внизу парк. Дорожки пусты. Цикады кричат. Моря не слышно.

Кажись, отошло. Руки уже не дрожат. Дописал и как бы успокоился.

Сгибая руку в локте, почувствовал боль – кожа содрана. И челюсть ноет – все-таки зашиб ее об асфальт.

Завтра привезут на подпись мои показания, взятые на диктофон там же, на месте, почти под диктовку, с подсказками формулировок «под угрозой оружия», «неоднократные угрозы расправы» и проч. «Это чтоб на суд вас не вызывать, – сказал потом мой “ангел-хранитель”, милицейский майор из Киева. – Им так удобнее».

В санаторий меня отвозил майор. Пока мы сидели в его «Волге» и наблюдали, как рассаживают Климовых парней в разные машины (сам Клим, стиснутый с двух сторон спецназовцами, сидел в своей «Вольво», и в выражении лица, с которым он смотрел в нашу сторону, мне чудилось что-то от актера Весника, играющего городничего в последнем действии «Ревизора») – майор достал из портфеля пластмассовые стаканчики и бутылку коньяка. Плеснул мне, плеснул себе. От продолжения я отказался, а майор потом приложился еще, и еще, и еще раз. «Расслабиться надо», – сказал он, но коньяк не расслаблял, а скорее раскалял его. «Падлы! Вот падлы! Все нашими руками. А? Ты думаешь, – зашипел он, когда с опустевшей уже площадки тронулась наконец наша машина, – ты думаешь, что это только тебя сейчас употребили? Это – меня! Меня – поимели. Во все дырки».

Вот так – милиционер, который насадил меня, как червяка на крючок, ищет у меня сочувствия!

Меня снова везли в машине, но мне было хорошо – я сидел на заднем сиденье, привалившись к открытому окну, и ловил струю теплого сухого воздуха – время от времени на меня наваливался майор, бубнил в ухо. Судя по перегару, расслаблялся он уже не первый день.

Я не думаю, что причиной откровенности майора в машине был только коньяк – хочу надеяться, что так он пытался заговорить свою вину перед незнакомым человеком, отработавшим ему очередную звездочку. В версии, которую предложил мне майор, себе он отвел роль офицера, оскорбленного необходимостью участвовать в бандитских разборках.

– Видите, с кем приходится работать. С отбросами. С подонками. И Клим здесь – фигура далеко не главная. Клим – торгаш: сигареты и спиртное в ларечках. Говорят, травкой еще приторговывал. Не знаю. У меня сведения только про мелочевку. Крыша у него поехала, когда в городе кавказцы появились. Он решил, что это его шанс, и стал наезжать вместе с хачиками на местную братву. Вроде как нацеливался на гостиничных проституток. А они – и гостиницы, и проститутки – все под Амбалом. И вот как раз в этот момент убили Босса. Кавказцы, те сообразили быстро – свернули все свои дела в городе и отбыли. Откупились от местных кое-какими сведениями. По словам кавказцев, именно Клим обещал им контроль над рестораном и всеми торговыми точками в городке военного санатория, – это уже когда директор через главврача все сдавал Боссу, и Клим это знал. Потому как сам он тоже терся возле санатория, в долю хотел к Боссу, а тот его не пускал.

– Так что, Клим, получается, Босса убил?

– Вот именно!.. Вот именно, что так получается… Вроде как больше некому, да?.. Ну а Клим – он что, совсем дурной?.. Он, конечно, псих, но не идиот, это точно. Раз. И два, ты посмотри, какая была организация. Как Босса убили. Красиво убили. Чисто. А Климовых дуроломов ты видел – сравнивай сам. Городские власти тут же по официальным каналам связались с Киевом: у нас беспредел полный, без вас – никак. Ну а неофициально – если кому звездочка новая нужна, присылайте. Есть возможность отличиться. Им Клима нужно было достать. И чтоб не своими руками. И чтоб срочно. А Клим затих. Не ухватишься. Тогда Амбал предложил вас – есть тут, говорит, один отдыхающий из Москвы: лох, но Клим его за важную персону держит, вбил себе в голову, что он – вы то есть – работает с нами от серьезных московских людей. И что через этого москвича он, Клим, всех за яйца возьмет. Похоже, так оно и было. Клим понимал, что проигрывает. Климу вы нужны были заложником. В качестве личной страховки. Думал московскими их ущучить. Монте Кристо хуев! Думаю… да не думаю, а знаю: это Амбал внушал Климу, какая вы важная персона. Разные есть для этого способы… Амбал, кстати, сегодня на Кипр улетел. Отдыхать. Свое дело он сделал… Разрабатывались, конечно, и другие варианты, более реальные, но, как ни странно, – сработал ваш. И ведь все получилось у них: и бизнес Климов поделят, и Босса на него повесят, и много чего еще. Дожмут они Клима. Очистятся полностью.

Там, в машине, я никак не мог сосредоточиться на откровениях майора, я только старался запомнить, отложив разбор полетов на потом, – мешала бившая мне в лицо струя воздуха со сладостным запахом свежевыложенного гудрона, потом – запахи цветов; потом две девушки голосовали автобусу, вскинув руки, казали миру загорелые ножки, и, резко вильнув, возле них затормозил «рафик», шедший за автобусом, – я б тоже затормозил.

Единственное, что проскочило в меня легко и сразу: «Теперь-то вам зачем уезжать? В Москве – дожди, а то и снег пойдет. Грейтесь, Модест за все заплатил. Чего вам? Теперь-то уж вы точно никому здесь не нужны».