Тома, их старший сын, учился в спортивном вузе. Родители не имели по этому поводу никаких возражений. Зато их очень беспокоили странные устремления младшей дочери, предвещавшие дополнительные траты, которые могли оказаться им не по средствам. Надо сказать, что Ванесса с подросткового возраста строила из себя нечто. И ее юрфак только подтверждал опасения родных: она ставила себя выше них.

Правда, лет до пятнадцати-шестнадцати она вела себя скорее легкомысленно. А потом, в выпускном классе, все круто изменилось. Для всех это был просто шок. Она вдруг взялась за ум. Это ее так напугала перспектива навсегда остаться в Эйанже и жить, как все, тихой, умеренно счастливой жизнью. Возможно, озарение нашло на нее на уроке социологии, а может, в гипермаркете, куда она пошла вместе с матерью за покупками. Во всяком случае, с этого момента она стала отдаляться от Карины Мужель, подружки ее кузена, с которой они были всегда не разлей вода. В результате она с блеском сдала выпускной экзамен и теперь изучала право, пропадая все время в библиотеке со своими снотворными учебниками, карточками и цветными карандашами, постоянно на нервах.

Приезжая домой на выходные, она видела родителей, живших той самой жизнью, которая ей была не нужна, с этой их общей благожелательностью и заранее известными, жеваными-пережеваными фразами по любому поводу. У каждого свой вкус. Хотеть значит мочь. Все не могут быть инженерами. В глубине души Ванесса любила их, и ей было горько и немного стыдно видеть, как они идут по жизни своей дорогой без громких успехов и серьезных сбоев. Она не могла понять, сколько упорства и неприметных жертв требует такая средняя жизнь. Деньги заработать, отпуск организовать, порядок в доме навести, ужин приготовить – и так без передышки, каждый день. Быть внимательными, заботливыми, в то же время не мешая разнузданной девчонке постепенно становиться самостоятельной.

Ванесса же считала их ничтожествами, какими-то холуями, вечно смертельно усталыми, желчными, грубыми, душными: телепрограммка, кроссвордик, отец в рубашке с короткими рукавами и галстуке, мать перекрашивается каждые три месяца и ходит к гадалкам, считая, что все психологи – жулики.

Ванессе хотелось сбежать из этого мира. Во что бы то ни стало. И ее нервозность была соразмерна этому желанию – поскорее унести ноги.

Перед первыми экзаменами она так корпела над учебниками, что чуть не спятила. Такое рвение стало отчасти результатом родительских увещеваний. Потому что родители предупредили ее, что если она профукает этот год, то немедленно будет водворена обратно в Эйанж: у них нет денег на содержание тунеядки. Правда, она не слишком верила этим угрозам. С другой стороны, она с детства наслушалась жутких историй про то, какие дела творятся в этих университетах. Как ребята, не знавшие в школе проблем, вдруг начинали получать там микроскопические отметки. Про порочных сверх всякой меры преподавателей, про их общеизвестную самонадеянность, про то, как они унижают студентов – и это уже стало правилом. А эти несчастные, предоставленные сами себе, вдали от пап и мам, бегают, как лунатики, с лекции на лекцию среди всеобщего равнодушия, то и дело впадая в депрессию. Поэтому многие сдаются, уступают перед соблазнами легкой жизни, все время спят, в одиночку или парами, накачиваются наркотиками или играют в «Зельду». Такие рассказы способны напугать самые закаленные души.

Особенный ужас Ванесса испытывала от прикинутых девиц без комплексов, в тренчах и мокасинах, с идеальными волосами и сумками «Лоншан». Они приходили на лекции пешком, в то время как Ванесса должна была сорок минут трястись в автобусе от университетского городка. Вместо того чтобы заниматься, они часами сидели в окрестных кафе, попивая минералку с лимоном, болтая о политике, о каникулах на горнолыжных курортах, в то время как их внимание изо всех сил старались привлечь старшекурсники. Эти девицы с их врожденным самомнением, прекрасным знанием музеев Лондона и Амстердама, домами в центре города и изысканным лексиконом вызывали у нее священный трепет. А потом, в конце первого семестра, она поняла. Эти фифочки только изображали непринужденность и беззаботность, на самом же деле они вовсе не хватали звезд с неба, а те из них, кто вообще ни фига не делал, потом стояли перед доской с результатами экзаменов и ревели навзрыд. Ванесса же по всем предметам получила средний балл, а по конституционному праву и вовсе пятнадцать.

Чтобы отпраздновать такое дело, она решила тоже выпить кофе, пошла в полном одиночестве в отличный ресторан в центре города, села прямо, положив перед собой старое издание какого-то романа Саган, разумеется, про любовь. И в первый раз за много недель она почувствовала себя на своем месте.

Так вот, когда она встречалась с Антони, ей хотелось, чтобы ею занимались. Она хотела, чтобы ее брали в руки, держали крепко и трахали. Она хотела, чтобы ей было немного больно, это ее развлекало. В университете у нее был парень, очень милый, звали его Кристофер, он собирался поступать на политические науки. Но это было совсем другое. Антони она выдрессировала сама в соответствии с собственными нуждами. Он и действовал соответственно. И никому об этом не говорил. В сущности, она его обожала. Он спустил ей трусы, и она поняла, что сейчас он войдет в нее, наполнит собой. С нее текло. Было жутко жарко. Она ни о чем не могла больше думать. Она сказала:

– Давай его сюда.

– Погоди…

– Ну давай, трахни меня…

– Погоди, говорю.

Он встал за ней на колени и стал кусать ее за попу, за жир на ляжках. По спине у нее побежали мурашки, она задрожала всем телом. Потом, почувствовав дыхание юноши на своей «киске», она взбрыкнула.

– Нет, так не надо.

– Почему?

– Не надо. Жарко. Тут нет ванной.

– Ну и что?

– Не надо, и все.

Но было поздно. Язык Антони уже нашел желанную бархатистую поверхность. Он следовал линии паха, поднимался по складке, слизывал пот, кисловатую и такую нутряную жидкость. Она почувствовала, как слабеет, и забыла, что только что пыталась его отговорить. Он крепко держал ее за бока, раздвигал ягодицы, гладил бедра. Она была в его руках как тесто. Именно то, что ей нравилось. Она застонала сильнее. Антони схватил в горсть ее волосы. Она выгнулась, стала искать его своим тазом. Его член был тут, весь набухший, прижимался к ее сокровенному месту. Она застыла.

– Чувствуешь меня?

Она только вздохнула в ответ. Все-таки он зануда, любит поболтать. Но не может же она думать только о себе; раз уж ему так хочется потрепаться, она послушает. Он начал потихоньку погружаться в нее.

– Резинка.

– Да ладно, – сказал Антони. – Чувствуешь меня?

– Да! Да! Давай.

Когда он проник глубоко внутрь нее, он обнял ее, положив одну руку ей на затылок, и так овладел ею, молча, в жуткой жаре палатки, липкий от пота, позабыв обо всех опасностях и заморочках. Это было здорово, но Ванесса знала, что ей никогда не кончить вот так – грязной, со всей этой ребятней под боком, в двух шагах от леса. Поэтому она притворилась, содрогаясь все быстрее, все исступленнее, чувствуя себя, будто в клетке, еле сдерживая злость.