Неряшливая комната, ощущение безопасности; окоп, ливень грязи и осколков, рукоять сабли в его заледеневшей руке; тошнотворные смертные эмоции — сомнение, страх, слабость, появляющаяся с уходящей из тела жизнью…

Как они могут существовать и действовать с таким количеством мусора в голове?

Воин вкусил лишь один глоток, не больше, и видения были призрачными, как туман. Они лишь мимоходом затронули Талоса и, поблекнув, растаяли.

— Ты о моих шрамах? — спросил он после того, как снова вложил гладиус в ножны и провел закованными в перчатку пальцами по едва заметным шрамам на щеке.

— Нет. Кожа хорошо заросла и восстановилась после ранений, и эти следы скоро почти исчезнут. Я говорю о признаках боли, которые читаю на твоем лице, — они менее заметны неопытному глазу.

Вариил поднес руку в перчатке вплотную к лицу Талоса, но ему хватило ума не притрагиваться к Повелителю Ночи. Апотекарий свел пальцы полукругом, словно держал у виска Пророка невидимый шар.

— Здесь, — произнес он. — Боль исходит отсюда, растекаясь под кожей с каждым ударом пульса, и сквозь вены добирается до остальных участков твоего черепа.

Талос покачал головой.

— Я никогда не был таким искусным апотекарием, как ты.

Вариил убрал руку.

— Отчасти ты прав. Насколько я помню, тебе всегда не хватало терпения.

Талос не стал спорить. Несколько секунд он наблюдал за Делтрианом. Техножрец склонился над бьющимся в судорогах человеком, явно заинтересованный столом для анализов, на котором лежал раненый.

— Головные боли усиливаются, так ведь? — спросил Вариил у Талоса.

— Как ты догадался?

— Твой левый глаз воспален; слезные протоки в нем расширены по сравнению со вторым. Склера тоже начинает замутняться, и в ней уже различимы частицы крови. Смертный бы ничего не заметил, но все признаки налицо.

— Сервиторы восстановили мой череп после стычки с Далом Каром и Третьим Когтем.

— Болтерный снаряд?

Талос кивнул.

— Врезался в мой шлем и снес кусок головы. — Он рубанул ладонью в воздухе у виска. — Первые несколько часов я держался на анальгетиках и инъекциях адреналина. А затем отключился на три ночи, пока медицинские сервиторы занимались своим делом.

Усмешка Вариила приблизилась к улыбке настолько, насколько это было вообще свойственно апотекарию.

— Они топорно сработали, брат. Но полагаю, обстоятельства сложились не лучшим для тебя образом.

Повелитель Ночи еле удержался, чтобы раздраженно не пожать плечами.

— Я все еще жив, — возразил он.

— Действительно. Пока жив.

Талос гневно взглянул на апотекария.

— Продолжай.

— Та боль, что ты чувствуешь, — это давление на мозг, вызванное отмирающими кровеносными сосудами. Часть из них отекла, а другие, вероятно, уже на грани разрыва. Новая форма черепа — дополнительный фактор. Если давление продолжит расти, то твой левый глаз вытечет из глазницы. Также, вполне вероятно, тебя ожидает некроз кровеносных сосудов в мозгу и соседних тканях, что приведет к дальнейшим мозговым спазмам. Но я могу исправить то… что напортачили ваши сервиторы… если хочешь.

Талос заломил черную бровь. Его лицо было даже бледнее, чем обычно.

— Я не доверил бы никому из воинов собственного отделения помочь мне облачиться в доспехи, а ведь все они несут крылатый череп Нострамо. С какой стати я доверю воину с когтем Гурона на наплечнике копаться в моем мозгу?

Улыбка Вариила не затронула глаз.

— Из-за Фриги, Талос. Потому что я все еще тебе должен.

— Благодарю за предложение. Я над ним подумаю.

Вариил набрал команду на клавиатуре нартециума.

— Подумай. Если мои оценки верны, отказ будет означать, что ты умрешь к концу этого солнечного года.

Ответа Талоса апотекарий так и не услышал, потому что поблизости раздалось мягкое жужжание сервомоторов и шелест мантии — Делтриан возвращался к ним.

— Я собрал всю необходимую информацию, — объявил техножрец с ноткой машинной гордости в голосе.

Вариил отсалютовал ударом кулака по нагруднику.

— Я передам список оборудования моему господину. Лорд Гарреон отвечает за переоснащение вашего судна.

Талос осознал, что массирует висок костяшкой большого пальца. Пророк с раздраженным рыком опустил на голову шлем, со щелчком загерметизировал горловые клапаны и ощутил, как привычное гудение датчиков доспеха омывает его теплым спокойствием.

— Я провожу тебя на «Завет», техножрец. Я должен лично отчитаться Вознесенному.

— Подумай о том, что я сказал, брат, — повторил Вариил.

Талос кивнул, но ничего не ответил.

Марух с трудом нагнал Септимуса. Старшему рабу было все тяжелее проталкиваться сквозь переполненные людьми коридоры. К тому же он едва сдерживал брезгливую гримасу: кое-кто из прохожих мутировал настолько, что мало походил на человека. Марух едва не столкнулся с тощей чернокожей женщиной. Та обругала его, и лицо ее при этом шло рябью и плавилось, как масло. Раб пробормотал извинение и поспешил дальше. Куда бы он ни повернул голову, в воздухе висел острый запах пота, смешанный с железистым кровяным душком. Люди — и «люди» — вопили, рычали, отпихивали друг друга локтями и пересмеивались повсюду вокруг.

Септимус протянул руку и схватил за плечо очередного торопящегося пешехода. Это оказалась молодая женщина. Застыв на месте, она обернулась, прижимая к пухлому животу пустое ведро из пластека.

— Жиграш кул кух? — спросил раб.

Женщина покачала головой.

— Низкий готик? — еще раз попробовал Септимус.

Толстуха снова мотнула головой и во все глаза уставилась на дорогостоящие бионические протезы, едва заметные под его волосами. Женщина подняла руку, чтобы отвести пряди и пощупать аугметику, но Септимус легонько оттолкнул ее ладонь.

— Оперор вое агноско? — спросил он.

Прищурившись, женщина быстро кивнула.

«Отлично», — хмыкнул про себя раб. Какой-то захолустный вариант высокого готика, которым он и так владел с трудом.

Септимус осторожно отвел свою собеседницу, одетую в обрывки разношерстного имперского обмундирования, к краю широкого коридора. Несколько минут у него ушло на то, чтобы растолковать, что ему нужно. В конце этого спотыкающегося объяснения женщина снова кивнула.

— Михи инсиста, — сказала она и сделала знак следовать за ней.

— Наконец-то, — пробормотал Септимус.

Марух снова потащился за ним. Приглядевшись к ведру в руках женщины, старший раб понял, что оно не совсем пусто. На дне стучали боками друг о друга три плода, напоминавшие маленькие коричневые яблоки.