Потом он вернулся в комнату и снова заперся, не сказав ни слова молодой девушке, будто ее и не было.

Немного погодя донья Мерседес открыла глаза, собралась с мыслями, пытаясь понять, что с ней, где она находится, припоминая, как она очутилась здесь, затем встала, качая головой.

— Я так и знала, так и знала! — прошептала она.

Донья Мерседес вернулась к себе в комнату в сопровождении молодой девушки и упала в кресло.

В эту минуту дон Иниго крикнул из-за двери — переступить порог он не решился:

— Дочка, дочка, пора, нам нельзя здесь оставаться.

— Да, да, — подтвердила донья Мерседес, — ступайте!

Девушка опустилась на колени.

— Сеньора, благословите меня, я постараюсь добиться того, чего не удалось добиться вам.

Мерседес протянула руки к донье Флоре, коснулась губами ее лба и произнесла слабым голосом:

— Да благословит тебя бог, как я благословляю.

Девушка поднялась, вышла неверной походкой, и, опираясь на руку отца, вместе с ним покинула дом. Но, сделав несколько шагов по улице, она остановилась и спросила:

— Куда мы идем, батюшка?

— В покои, которые король велел отвести для нас в Альгамбре, — я их предпочел покоям в доме дона Руиса.

— Что ж, батюшка, пусть будет по-вашему, но позвольте мне зайти в монастырь Анунциаты.

— Пожалуй, зайди, — отвечал отец, — это наша последняя надежда.

И когда они подошли к монастырю, послушница впустила донью Флору, а дон Иниго прислонился к стене и стал ее ждать.

Дон Иниго простоял там несколько минут и вдруг заметил, что народ сбегается к воротам Гранады.

Сначала он следил за толпой рассеянным взглядом человека, занятого более важными раздумьями; затем он внимательнее пригляделся к шумной ватаге и спросил, что означает вся эта суматоха. И тут он узнал, что некий молодой человек, о поимке которого был оглашен указ, не сдался страже, а убежал и скрылся в башне Вела, где яростно защищается от нападающих.

Дон Иниго сразу решил, что это дон Фернандо. Не теряя ни минуты, он бросился к башне.

Чем выше поднималась толпа к Альгамбре, тем становилась все многолюднее, все шумнее. Наконец дон Иниго вышел на площадь Лос-Альхибес. Там-то и происходило главное; точно взбаламученное, разбушевавшееся море, народ осаждал башню Вела. Порою люди расступались и пропускали раненого, зажимавшего рану рукой, а то выносили и убитого.

Верховный судья узнал то, о чем мы уже сообщили.

Беглеца с криками преследовали пять-шесть молодых дворян; изнемогая, он укрылся в башне и стал ждать преследователей. И тут завязалась ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть. Быть может, он расправился бы с пятью-шестью противниками, но на крики преследователей, звон шпаг, угрозы осаждающих поспешили солдаты дворцовой стражи, и узнав, что это тот самый дворянин, которого повелел арестовать король, они присоединились к нападающим.

Дон Фернандо — ибо это был он — встал на узкой винтовой лестнице, которая вела на плоскую крышу, — там ему было легко обороняться, он бился, продвигаясь со ступени на ступень, и на каждую падал еще один раненый.

Когда подошел дон Иниго, сражение длилось уже час.

Он был встревожен, хоть и надеялся, что это не Фернандо, а кто-то другой, однако быстро понял, что обманулся в своей надежде.

Не успел он войти в башню, как среди шума раздался зычный голос:

— А ну, трусы, вперед! Я один против всех вас! Я знаю, что расстанусь с жизнью. Но плата за нее велика, а убивал я еще мало!

Конечно, это был он!

Предоставить событиям идти своим ходом — значило обречь Фернандо на верную смерть, как сказал он сам.

Конец был близок и неизбежен. Но если бы дону Иниго удалось арестовать его, то осталась бы последняя надежда на помилование, надежда, которую поддерживает в осужденном любовь матери и снисхождение короля.

Итак, дон Иниго решил прекратить побоище.

— Остановитесь! — крикнул он, обращаясь к преследователям. — Я дон Иниго, верховный судья Андалусии, и я пришел от имени короля дона Карлоса.

Но не так-то легко было усмирить ярость двадцати воинов, которые не смогли одолеть одного.

— Смерть ему! Смерть! — повторяли несколько человек, и тут же раздался отчаянный вопль и послышался шум — по ступеням катилось тело убитого: шпага Фернандо поразила новую жертву.

— Слышите меня? — еще громче закричал дон Иниго. — Повторяю: я — верховный судья и пришел сюда от имени короля.

— Ну, нет! — возразил один из нападающих. — Пусть уж король предоставит нам самим творить суд, — суд наш будет правым.

— Сеньоры, сеньоры! Опомнитесь! — взывал дон Иниго, который хотел одного — отвести опасность от беглеца.

— Да что вам в конце концов от нас нужно? — спросили нападающие.

— Чтобы мне дали возможность подняться в башню!

— Для чего?

— Чтобы отобрать у мятежника шпагу.

— Пусть будет по-вашему! Любопытное будет зрелище!

Давайте пропустим его.

— Ну, что же? Вы колеблетесь, отступаете? Эх вы, мерзавцы, трусы! — неистовствовал дон Фернандо.

И снова раздался вопль — значит, его шпага снова вонзилась в живую человеческую плоть.

И снова толпа пришла в волнение, снова раздался лязг клинков.

— Не убивайте его! Не убивайте! — твердил дон Иниго в отчаянии. — Мне надобно взять его живым.

— Живым? — прогремел голос дона Фернандо. — Кто это сказал, что возьмет меня живым?

— Я сказал, — ответил верховный судья с нижней ступени лестницы.

— Вы?.. Кто это? — удивился дон Фернандо.

— Я — дон Иниго.

Дон Фернандо почувствовал, как дрожь пробежала по его телу, и он прошептал:

— О, я узнал твой голос, прежде чем ты произнес свое имя.

Затем он негромко спросил:

— Что вам нужно? Поднимитесь, только один.

— Сеньоры, пропустите меня! — приказал дон Иниго. И голос его звучал так повелительно, что все посторонились, прижимаясь к стене на узкой лестнице.

Дон Иниго медленно поднимался все выше, и на каждой ступени стонал раненый или лежал убитый. Перешагнув через десяток трупов, он наконец добрался до второго этажа, где его ждал дон Фернандо.

Левую руку он обмотал обрывками плаща, сделав что-то вроде перевязки, одежда была в лохмотьях, из ран сочилась кровь.

— Итак, — обратился он к дону Иниго, — что вы от меня хотите? Одно ваше слово устрашило меня больше, чем вся эта свора вместе со своим оружием.