– Мне пора, Габс! До встречи.

Он завершил вызов, взял вместо телефона журнал, а на лицо нацепил прежнюю недовольную гримасу.

Колетт, понурая, вошла в комнату.

– Привет. Ты почему так рано лег?

– Устал. По телевизору одна хрень. Ты, кстати, так и не позвонила.

– Прости. Было как-то… не до того.

– Я звонил тебе весь вечер, но ты не отвечала. И на сообщения – тоже.

– Мартин, мне пришлось выключить телефон. Там по всей больнице развешаны объявления. Хотя многие их не замечают.

– Вот и ты могла бы не заметить. Отойти на пять минут и позвонить.

– Прости. Я не думала, что будет так долго. И мне правда не хотелось оставлять Элси одну.

При упоминании соседки Мартин сменил праведный гнев на милость.

– Как она?

Колетт покачала головой.

– Почти без сил. Они решили оставить ее в больнице на пару дней.

– Думаешь, выкарабкается?

– Хотелось бы. Но я такой ее еще не видела. Она выглядит даже хуже, чем когда у нее была пневмония.

– А что случилось вообще? Кто вызвал «Скорую»?

– Сиделка. Нашла ее на полу. Испугалась, что померла. Еще и «Скорая» долго ехала…

– Упала, что ли? Или инсульт?

– Не знаю. Ей поставили капельницу, взяли анализы. Надеюсь, к утру врачи найдут причину.

– А ты как? Поела хоть?

– Медсестра принесла мне чаю с тостами.

– Что там эти тосты… Давай приготовлю нормальной еды.

– Не надо. Спасибо. Я не голодная. Просто устала.

Броган внимательно за ней наблюдал. В Колетт чудилась некая опустошенность – не обычная усталость или тревога. Словно она вмиг сдалась и опустила руки.

Колетт быстро разделась, окинув Мартина отрешенным взглядом. Легла, выключила лампу и закрыла глаза.

Мартин какое-то время смотрел на нее. Потом отложил журнал и взялся за телефон. На губах у него мелькнула улыбка, словно он увидел забавное сообщение. А может, просто вспомнил о недавнем звонке.

«Радуйся, пока можешь, похотливая тварь, – подумал Броган. – Посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда я тебе губы отрежу».

Воскресенье, 16 июня, 9:36

Ночь в который раз выдалась ужасно долгой. Бо́льшую ее часть Броган провел, лежа на спине, глядя в темноту и отгоняя подкрадывающийся сон. Пару раз, кажется, он все-таки задремал – а может, только почудилось. Местная фауна по-прежнему сводила его с ума своим жужжанием, царапаньем, шуршанием и прочей возней. К утру отчаянно хотелось чесаться от одной только мысли, сколько тварей сейчас может ползать в волосах и под одеждой.

Снова нарастала жара вместе с вонью. Невольно представилось, как миазмы впитываются в кожу, неся с собой ядовитую заразу. Интересно, нельзя ли с этими парами подхватить какую-нибудь болезнь? Не получится ли так, что Броган сам сляжет рядом с покойником?

А ты нынче весел.

Я устал и хочу пить. Что тут веселого?

На самом деле тебя волнует не это.

А что же?

Тебе нужен не сон, не еда, не вода. А то, о чем я говорил вчера. Элси. И Колетт.

При чем тут Колетт?

При том. Ты и сам знаешь. Я просто проверяю твои логические способности. Это, как его, силлогизм.

Какой еще силлогизм?

Такой. Ты волнуешься за Элси. Колетт волнуется за Элси. Следовательно, ты волнуешься за Колетт.

Самое странное логическое умозаключение на свете.

Я тоже так думаю, но это же твоя логика, не моя.

Заткнись. Мы вчера все обсудили. Участь Колетт предрешена. Как и Мартина.

На которого ты вчера здорово разозлился.

Почему?

Потому что он обижает твою прелестную Колетт.

Знаешь что? Заткнись. Мне не до тебя. И без того проблем навалом.

Снизу донесся шорох, и Броган подполз к глазку. Колетт все еще лежала в постели, а Мартин подносил ей чашечку чая.

Колетт заставила себя сесть.

– Надо же какой сюрприз! Чем обязана такой милости?

Нечистой совести.

– Это вместо извинений. Я был с тобой вчера слишком резок. Перенервничал, так и не дождавшись звонка.

Колетт улыбнулась.

– Все нормально. Надо было и впрямь позвонить. Просто…

– Что?

– Не знаю. Трудно объяснить. Я будто впала в прострацию. Вроде с Элси мы не так уж и близки, но она мне нравится. Помнишь, как на новоселье она принесла нам яблочный пирог?

– Помню.

– И как присматривала за домом, когда мы уезжали?

– Да.

– Хотя мы ни о чем ее не просили. И я вот подумала: а почему мы ничего не делали взамен? А теперь, наверное, уже поздно…

– Кол, мы же не знали, что она заболеет.

– Я не про вчера, нет. Но мы же понимали, что рано или поздно этот день настанет. Она такая старенькая… Надо бы проявить к ней участие.

– Это как?

– Ну… приглядывать за ней. Заходить почаще в гости. Приглашать на чай. – Колетт указала на свою кружку. – Болтать о всяком, расспрашивать ее о жизни. Знаешь, что самое грустное? У нее ведь совсем никого нет. Ни семьи, ни друзей. Если б я не поехала с ней в больницу, она осталась бы там совершенно одна, потому что сиделка собиралась уходить.

– Но ты ее не бросила. И когда старушку выпишут, она будет тебе очень рада. И да, ты права, стоит чаще к ней заглядывать.

Колетт потягивала чай. Мартин ни капельки ее не успокоил. На лице у нее так и было написано: «Вряд ли ее выпишут, а если она и выздоровеет, ты-то в гости к ней ходить не станешь».

Колетт вдруг запрокинула голову, и на мгновение Брогану показалось, что она заметила его взгляд.

– Не обращай внимания, ладно? – протянула она. – На меня просто что-то нашло. Вся эта история с Джереми заставила задуматься, что происходит с людьми после смерти.

Мартин поскреб в затылке.

– М-да, неожиданно… Не самый простой разговор для воскресного утра, но ладно.

– Скорее наоборот: воскресенье – самый подходящий день для подобных размышлений. Но я не об этом. Я о том, что бывает перед смертью. О том, что надо извлечь максимум пользы из этого времени и помочь другим сделать то же самое.

– Понятно.

Колетт нахмурилась.