– Русские все такие, бесстыжие и похотливые.

– Тише, вон Тома стоит, она тоже русская.

Понимая, что ее заметили, Тома шагнула вперед и, протянув руку, взяла с прилавка отложенный в сторону гнилой перец.

– Сколько я должна за этот перчик? – деловито осведомилась она.

– За это гнилье? – удивилась торговка. – Да он ни на что не годен.

– Сгодится для рагу, назначьте цену. Сколько заплатить?

– Бери, Тома, так. Что ты там можешь заплатить? После скоропостижной смерти Хуана ты осталась одна с малышом, откуда у тебя деньги? На вот, апельсин для мальчика возьми. Скажи, от доньи Альбы с базара.

– А от меня передай слойку с сыром, – засуетилась тетка Артуо Коминады, в поисках слойки перебирая уложенную в корзине снедь.

– Донья Эстела, – просительно начала Тома, – я случайно услышала, что мадам Дали уволила сиделку. Нельзя ли мне устроиться на освободившееся место? По образованию я врач и могла бы ухаживать за сеньором Дали.

– А с кем же будет твой малыш?

– Старая Хосинта согласилась за ним присматривать. Я помогаю ей по хозяйству, и мы с соседкой зачастую друг друга выручаем. Вот и сейчас, пока я покупаю продукты, Эухенио остался с ней.

– Ну что же, я поговорю с племянником, думаю, Артуро замолвит за тебя словечко. После того что случилось в их доме с твоим мужем, Дали просто обязаны тебе помочь. Да и правду сказать, не слишком-то много желающих идти в услужение в этот безумный дом.

На следующий день Тома развешивала перед своей лачугой только что выстиранное белье, свое и старухи Хосинты, когда за спиной послышался сдержанный кашель. Женщина обернулась и увидела со вкусом одетого смуглого господина в очках.

– Прошу прощения, донья Тома. Тетушка передала, что вы интересовались местом сиделки. Я поговорил с синьорой насчет вас. Вы ведь из России? Галу заинтересовало это обстоятельство. Она не возражает против вашей кандидатуры и ждет вас сегодня после сиесты. И еще. Я полагаю, сеньоре Дали необязательно знать, что вы вдова психиатра Хуана Обиолсы. В противном случае я далеко не уверен в положительном исходе собеседования.

Муж Томы умер внезапно. Он был интеллигентным, общительным человеком и доктором. Он наблюдал знаменитого художника во время его последнего пребывания в Порт-Льигате. Психиатра нанял совет по спасению Дали, составленный из поклонников и меценатов. Озадаченные метаморфозой, случившейся с каталонцем за последнее время, члены совета решили оградить художника от стальной старухи Галы, вымещавшей на муже обиду на равнодушие к ней молодого любовника, а также от афериста-секретаря Энрике Сабатера, сменившего Питера Мура.

Понимая, что в силу возраста и подступающей немощи уже в одиночку не справляется с безумным супругом, Гала приставила к художнику своего человека, который постоянно носил на поясе пистолет, один вид которого доводил Дали до истерических припадков. Наличие оружия новый секретарь объяснял тем, что готовится дать отпор любому злоумышленнику, покусившемуся на жизнь драгоценного патрона. Из чего Дали не замедлил сделать вывод, что на него готовится покушение и со дня на день его убьют.

Приехавшие навестить художника меценаты были в ужасе, увидев перед собой вместо бодрого энергичного живчика, каким всегда был Дали, усохшего трясущегося старика, принимавшегося плакать даже от хлопка двери. И вот тогда-то комитетом по спасению было решено уволить вооруженного секретаря и нанять психиатра для стабилизации состояния каталонца. Психиатр продержался в доме Дали не более суток. В свой первый рабочий день Хуан Обиолс стоял посреди гостиной и, приятельски беседуя с Галой, неспешно потягивал маленькими глотками виски, когда пальцы его разжались, бокал выпал из рук, и крепкий тридцатилетний мужчина замертво рухнул на ковер прямо к ногам старухи.

Вызванные из Фигераса медики констатировали смерть от инфаркта. Присутствовавший при этом Артуро впоследствии уверял, что Гала перепугалась и очень сильно кричала, но члены совета усомнились в искренности русской, особенно после того, как и второй психиатр, присланный на место умершего, в первый же день пребывания в доме упал и сломал себе ногу. Больше попыток приставить к Дали врача никто не предпринимал, да и редкий врач согласился бы на подобное предложение.

– Полагаю, сеньора Дали уже забыла фамилию вашего мужа и, если вы сами, донья Тома, не напомните ей о погибшем психиатре, Гала отнесется к вам вполне миролюбиво. Иначе мадам может подумать, что вы пришли с желанием отомстить. А я надеюсь, что вы никоим образом не испытываете подобного желания. Гала не причастна к смерти вашего супруга, в этом я могу поклясться именем пресвятой Девы Марии.

– Я никогда так не думала, – придав голосу как можно больше убедительности, откликнулась женщина.

– Тем лучше. Итак, до вечера, сеньора Обиолс. Буду рад увидеть вас снова.

Дружески улыбнувшись, дворецкий приподнял за тулью светлую шляпу, эффектно подчеркивающую смуглый цвет его кожи, и, с достоинством кивнув, неспешно направился к поджидавшему на дороге автомобилю. Тома продолжила развешивать белье и сильно испугалась, когда через пару минут Артуро отдернул мокрую простыню и подтолкнул к ней упирающегося мальчишку лет четырех.

– Вот, сеньора Обиолс. Ваш мальчик.

– Эухенио! – всплеснула руками Тома. – Что ты опять натворил?

Дворецкий строго взглянул на понуро застывшего рядом с ним ребенка и пояснил:

– Эухенио забрался в мою машину и спрятался на заднем сиденье. Еще немного, и ваш сын уехал бы со мной.

– Сил нет справляться с этим сорванцом, – прижимая курчавую головку сына к себе, пожаловалась Тома. – Уж очень он шустрый.

Прежде чем уйти, дворецкий наставительно заметил:

– Я не хочу лезть не в свое дело, сеньора, но вам бы следовало получше смотреть за мальчиком. Как бы беды не вышло.

После сиесты Тома стояла у ворот странного строения, украшенного огромными яйцеподобными скульптурами, больше всего похожего на декорации к фантастическому фильму. Ее впустил Артуро и тут же повел к Гале. Претендентка на должность сиделки шла, поражаясь беспорядочным лабиринтам коридоров, имеющим ответвления в совсем крошечные каморки, просторные комнаты и огромные залы, и не понимала, как здесь можно жить. Было похоже, что дом построили гигантские термиты, чтобы основать здесь свою многотысячную колонию.

Ощущение, что она в термитнике, у Томы усилилось, когда Гала, точно матка, приняла ее в самом дальнем крыле, в овальном зале-яйце, сидя в высоком кресле перед ростовой скульптурой Иисуса Христа – суперзвезды. Со стороны было похоже, будто сеньора Дали, запрокинув залитое слезами лицо к скульптуре, молится на своего идола. Несмотря на серьезность момента, Тома едва не рассмеялась, ибо черный бархатный бант на макушке съехавшего в сторону парика старухи напомнил ей подругу диснеевского Микки-Мауса, мышку Минни, как известно, тоже питавшую пристрастие к бантам.