39

— От нас, с Дону, выдачи нет, — отрезал Беспалых.

— Холоп то княжий.

— Хоть чей. У нас вольная слобода, и кого мы приняли, тот тоже вольным стал.

— Добром не отдашь, силой возьму! — разозлился парень, доставая из ножен меч.

— Кметь ты или тать? Тут тебе не князя Донковского земля, а князя Курского. На его людей меч собрался поднять?

— Прочь с дороги, смерд!

От выстрела «Глока» лошадь шарахнулась в сторону, и дружинник удержался в седле лишь благодаря молодой реакции да силе.

— А за то, что вольного человека смердом назвал, ты ответишь. Убивать тебя я не стану, а на кулачках готов силой померяться, чтобы ты мог вернуться к своему господину и передать мои слова про то, что от нас выдачи нет.

— Много чести тебе будет.

— Тогда уезжай и не забудь князю рассказать, как ты испугался даже не сабли, а кулака крепкого. С девками только и смел.

Спутники приехавшего возвращать семью Ивана прежнему хозяину, хорошо знающие про то, как он добивался Авдотьи, принялись ухмыляться, что взбесило Артемия ещё сильнее. Их двое, за спиной у этого наглеца с грохочущей железкой в руке тоже двое. Без мечей, без копей, за какие-то замысловатые раскорячины, висящие на груди на ремне, держатся. И не боятся вооружённого. Будто не справные воины на конях перед ними, а тьфу, юнцы-подлетки с ивовыми прутиками. Вот только Прошка-гость много про этих чуднЫх рассказывал. Мол, половецкого Каир-хана побили да прогнали малыми силами, татар, которых половцы, как огня боятся, гоняют в хвост и в гриву. Тем самым громом, что так Вороного напугал, и разят.

— Так ты, значит, девка?

— А ты слезь с коня, и узнаем.

Сергей от себя даже не ожидал, что сможет так легко объясняться с «аборигеном» на языке, которого, как он считал, не знает. То ли привыкать начал, то ли экстремальная ситуация повлияла, и он вдруг заговорил.

Охрана теперь и на единственной вышке «Выселок» дежурит. Так что, едва из лесу вооружённые всадники выехали, единственные в частоколе ворота на запор, а по рации — доклад «воеводе». Пограничье, с любыми вооружёнными, пока не выяснили, кто, откуда, с какими целями, ухо надо держать востро. А эти, глазастые, и Ивашку заприметить успели, и Авдотью. Так что сходу принялись «права качать»: отдавайте беглых холопов.

Артемий даже на вид силён. Этакий «качок», не вылезающий из тренажёрного зала. Да только в поединке без оружия, на котором настоял бывший десантник и тренер по единоборствам, не сила главное, а ловкость и знание приёмов, умение правильно бить.

Зол дружинник, потому и решил первым же ударом наказать наглеца так, чтобы у него больше в мыслях никогда не возникало противиться княжьим воинам. Фух, пролетел кулак рядом с головой этого старика с уже седеющей бородой. Мимо. Фух, уже другой. Снова мимо. Три или четыре раза махал ручищами Артемий, а тот всё успевает чуть уклониться, но ровно настолько, что кулаки мимо пролетают. Всего-то в волоске от ухмыляющейся рожи, но мимо.

Ох, ты! Вроде и замаха никакого не делал этот слобожанин, а так в правый бок приложил, что искры из глаз.

— Это тебе за Ивашку.

Отскочил дружинник, а тот стоит, как ни в чём не бывало, и ухмыляется.

Фух, фух! Ох, ты! Ещё больнее вдарил. Донковец даже и не заметил, когда.

— Это за холопа.

Не успел подступиться, как дыхание от удара чуть ниже грудины перехватило.

— Это за Авдотьюшку. А это будет за смерда.

Не кулаком бил, как видели товарищи упавшего навзничь Артемия, а открытой ладонью. Да только так, что кровавый сопли в разные стороны полетели, а высокий шелом с головы слетел и по земле покатился.

Своих же бьют, взыграло в груди. Вот и похватались за мечи.

— А ну, стоять! — рявкнул то, кого назвали воеводой Серой крепости.

Одно движение, и снова в его руках та железка, грохочущая огнём, плюнула. Только не в верх, а куда-то в сторону земли. И катящийся по земле шелом подпрыгнул, в нём дырка появилась. Нет, целых две: с оборотной-то стороны вторая. Насквозь, значит, молния, про которые Прошка баял, тот шелом пробила. Железный! А что она с кожаными доспехами, как на них и на Артюшке, сделает?

— Забирайте своего и возвращайтесь в Донков. И вам повторяю, и князю можете передать: от нас выдачи нет! Снова придёте — без коней останетесь, а ежели и тогда не поймёте, живота лишитесь.

И ведь так и ждали у ворот посада эти трое, пока Артемий в чувства не пришёл, на коня сесть не смог и не уехал прочь. Сидели на брёвнышке, о чём-то переговаривались на непонятном наречии да поглядывали на погоню, пущенную по следам семьи беглого холопа.

Как ни серчал на слобожанина Артюшка — ведь то, что его, хорошо обученного воина, побил какой-то простолюдин, даже доспехов не носящий, не могло не злить добра молодца — а после того, как глянул на дырявый шелом, понял, что было бы с его головой, пусти «воевода» молнию, когда тот был на ней. Обиды он ни этому самозванцу, ни Ивашке, конечно, не простит, отомстит, когда сможет. Но князь зело осерчает. Он ведь посылал их не только холопов воротить, но и присмотреться, что за соседи на границе леса и степи, у самого Дона, объявились. Правду ли бает Прошка-мордвин про их сказочные богатства да дивные порядки.

Один порядок они уже знают: с Дону выдачи нет. Плохо это, поскольку, прознав такое, холопы сюда и побегут. Воли захотят. А тут, вон, и изба у того же Ивашки теперь — чуть ли не как княжий терем, и на полях с тучной землёй жито, овёс да ичка (ячмень, — Авт.) густо взошли. Гуще, чем на полях под Донковым. Богатства? Злата-серебра не видели, но правду говорит мордвин: железа у слобожан столько, что два громадных амбара из них построили, на солнце сверкающих, как будто начистили их. Одеты, вон, они не в домотканую холстину, а в крашеное сукно, только зело тонкое.

Правда и про каменные стены крепости. Невысоки стены, но из-за канавы перед ними да вала земляного, по которому они поставлены, кажутся выше, чем есть на самом деле.

Про церковь Прошка ничего не сказывал, только про крест на самой высокой стороже внутри города, а теперь и церковка там есть. Значит, не поганцы безбожные. Ну, а коли