Даудинг холодно заметил:

«У меня нет офицеров, занимающихся толкованием моих слов и предсказанием моего поведения. Ваша работа заключается — точнее заключалась — в том, чтобы помогать командирам фронтовых эскадрилий. Вы покинете мой штаб в течение 24 часов».

После того как майор вышел, Даудинг немного отмяк. Он надавил другую кнопку, и вскоре появился седой вице-маршал авиации — «Дэдди» Никол, который командовал службой снабжения Истребительного Командования. Он выслушал Бадера, которому пришлось повторить свою историю, потом взял его за руку и мягко сказал:

«Ничего. Вы пойдете вместе со мной, и мы во всем разберемся».

* * *

На следующий день в Колтишелле Безигель устроил расследование относительно дел 242-й эскадрильи. На следующее утро, еще до того как начальник склада успел собрать свои бумаги, чтобы освободить место преемнику, мимо часовых у ворот один за другим покатили грузовики. Они направлялись к ремонтному ангару, где Уэст, добродушно подшучивая, мобилизовал всех своих механиков на разгрузку ящиков с запасными колесами, магнето, масляными насосами, гаечными ключами, напильниками, прокладками цилиндров и другими запасными частями чуть ли не 400 наименований. К вечеру, когда ушел последний грузовик, вокруг Уэста высилась настоящая гора ящиков и коробок.

«Теперь вам достаточно, мистер Уэст?» — спросил Бадер.

«Достаточно? Да у меня теперь имущества на 10 эскадрилий, сэр. Теперь мне нужно решать, куда все это распихать», — воскликнул Уэст.

«Ну, это уже ваша проблема. Далее самолетами будете заниматься вы, а я все время отдам подготовке пилотов. Наша эскадрилья станет лучшей в Истребительном Командовании, или я сдохну».

Он отбыл в свой офис и отправил телеграмму в штаб авиагруппы с копией в штаб Истребительного Командования:

«Теперь 242-я эскадрилья полностью боеспособна».

Надо сказать, что пилоты уже начали считать себя лучшей эскадрильей Истребительного Командования, резко изменив свои взгляды. Теперь «Харрикейны» почти все время находились в воздухе, носясь над графством Норфолк туда и обратно. Отрабатывались полеты в строю, полеты в облачности, резкий набор высоты для перехвата, пикирование и обстрел наземных целей, проводились учебные бои. Даже когда летчики оставались на земле, они всегда находили занятие. В основном это были лекции командира, который с пылом проповедника излагал свои взгляды на ведение воздушного боя. Бадер уверовал в свою доктрину настолько пламенно, что вскоре в нее уверовали и остальные. Он заставлял каждого из пилотов вести звено в учебную атаку и нещадно ругался, если кто-то делал ошибку. Это была практическая учеба, учеба на примерах. Но все пилоты понимали, что Бадер «больше лает, чем кусает». Если уж он укусит — рана, скорее всего, окажется смертельной.

Однажды он попытался заставить эскадрилью, выстроенную колонной, выполнить петлю. Но когда первые 4 самолета вышли в верхнюю точку, остальные свалились в штопор, и строй рассыпался. Командира это не устроило. Летчикам пришлось совершить новую попытку. Даже в столовой они продолжали обсуждать эту проблему, пытаясь найти способ выполнить сложный маневр.

Впервые Бадер устроил своим летчикам дежурство и спал вместе со своим звеном в домике на стоянке самолетов. Дежурное звено спало, не раздеваясь, хотя Бадер отстегнул протезы и поставил рядом с кроватью. Впервые летчики увидели его без протезов и не могли скрыть удивления. Разумеется, никто не сказал ни слова, однако было непривычно видеть, что такой энергичный и жизнерадостный человек действительно не имеет ног. Легенда оказалась правдой.

Эскадрилья в дни войны подобна живому чувствительному организму. Летчики обретают славу и умирают молодыми. Наземный персонал живет долго и незаметно, и его изнурительная работа кажется бесконечной. Но если механик ошибется, это может привести к гибели пилота. В эскадрилье должно существовать взаимное уважение и доверие, и командир обязан поддерживать это хрупкое равновесие. (Однажды я попал в истребительную эскадрилью, куда только что прибыл новый командир. Он оказался слабым человеком, и в считанные дни сплоченный коллектив рассыпался на мелкие группки, потеряв уверенность в себе. Это произошло чертовски быстро.) Очень быстро 242-я эскадрилья превратилась в единое целое. Люди поверили своему новому командиру и были готовы ради него на все. Теперь они твердо знали, что должны делать, как и когда. И если они все сделают, как требуется, командир тоже сделает для них все.

В действительности Бадер смотрел на эскадрилью, как на свою собственность.

«Я чувствовал, что они принадлежат мне, все летчики и механики. Я разозлился бы, если бы кто-то плохо отозвался о них или что-то им сделал. Я договорился с полицией Норвича, что они никогда не будут передавать моих парней гражданскому суду, а будут отправлять ко мне, чтобы я во всем разобрался сам. С ними я вел себя строго, но всегда забывал о званиях, если пытался вмешаться кто-то третий. Я полагаю, что бы пристрастен в своем отношении к эскадрилье, однако она принадлежала мне, и я не собирался терпеть чье-либо вмешательство».

Очень часто он заставлял механиков работать, не глядя на часы, чтобы «Харрикейны» могли летать, но изо всех сил защищал их от коменданта авиабазы, который любил требовать выполнения уставных положений. Бадер и Руперт Ли очень часто вместе шли в кабинет коменданта, чтобы отстоять свою точку зрения. Все трое прошли школу Кранвелла, и между ними сохранялись традиционные неформальные отношения. Поэтому старший и младший офицеры снимали фуражки и принимались обсуждать острые вопросы значительно более свободно, чем обычно дозволяла дисциплина. Разговор без фуражек очень часто переходил в жаркие споры, особенно когда немного позднее механики начали нарушать правила затемнения.

Теперь по вечерам пилоты 242-й эскадрильи, зашедшие выпить пивка, держались плотной группой вокруг своего непьющего командира. И Бадеру оставалось лишь гадать, сколько пинт они могут в себя влить, чтобы утром снова быть в полном порядке. Он привез Тельму в домик в Колтишелле, и ее присутствие помогло придать вечеринкам относительно приличный характер, хотя до полной благопристойности все-таки было далековато. Любимая игра летчиков заключалась в том, что кто-то из них ставил на голову кружку с пивом и обходил комнату по кругу, распевая песни и прихлопывая по коленям. При этом он должен был не расплескать пиво. Бадер на своих протезах не мог принимать участие в такой игре, но молодой канадский лейтенант Смит выучил его петь «Маленькую Ангелину», которая Бадеру очень понравилась.

Эскадрилья постепенно забывала о своих проблемах и разочарованиях. Бадер жил ради нее и хотел, чтобы остальные вели себя так же. Немного расхристанная фигура с характерной раскачивающейся походкой могла появиться в любое время в любом месте. Так властный глава семьи обходит свой дом, следя за порядком. Однажды Стен Тэрнер сказал Уэсту:

«Есть у него ноги или нет, не знаю, но я никогда не видел такого живчика, как этот парень».

Мускулистый Тэрнер не был тихоней. Он питал пристрастие к пиву и временами любил пострелять из револьвера на публике. Подполковник предложил Дугласу: