Что ж, Алку надо принимать такой, какая она есть, и не пытаться переделать. Похоже, ее муж поступает с ней абсолютно правильно.

– Вот что, причешись, сделай приветливое лицо, и идем, а то неудобно, люди ждут.

– Я, конечно, пойду, но не надейтесь, что я буду расшаркиваться перед этой…

– Да она же твоему мужу, считай, что жизнь спасла, хоть какую-то благодарность имела бы! – наконец не выдержал Петюнчик.

Алка удивилась не столько его словам, сколько тону, и замолчала. Воспользовавшись этим, Надежда с Петюнчиком подхватили ее под руки и буквально волоком потащили к воротам.

Внутри хутор оказался очень большим. Добротный двухэтажный дом, и хлев, и дровяник, и сарай для сена, и еще много-много хозяйственных построек. У дома был красивый цветник. Лиловели ирисы, оранжевым цветом полыхали маки, была даже небольшая альпийская горка с красивыми многолетниками, стелющимися ковром. Надежда решила, что после обязательно рассмотрит все подробно, а пока следовало поздороваться с хозяевами.

Их встречали высокая крупная женщина, ее муж – тоже высокий, неулыбчивый и молчаливый. Потом прибежал откуда-то здоровый парень, светловолосый и голубоглазый, похожий на мать. Во дворе были еще собака, рыжий кот на завалинке (Бейсик красивее!), и в углу за хлевом на травке был привязан маленький теленочек с белым пятнышком на морде и длинными ресницами. Теленка в честь хозяйки назвали Мартином.

Хозяйка была внешне приветлива, но держалась настороженно. Надежда пригляделась к ней. Красивая женщина, высокая, статная, крупная в кости, но лишнего веса нет ни грамма. Очень похожа на свою девичью фотографию, и волосы сохранились, только тогда были косы, а теперь тяжелый узел на затылке.

Да, Алка в сравнении с ней явно проигрывает. Но Петюнчик ведь так не думает, а это самое главное. Надежда посмотрела на стоящих рядом Алку и Марту и очень расстроилась. Эти Алкины розовые брюки, какое, к черту, какао с молоком, розовые они, нежно-поросячий цвет! И еще Надежда облила ее водой, так что ни о какой прическе не может быть и речи. Конечно, Марте ведь не пришлось ползать по развалинам, ночевать в шкафу, прятаться в канаве и падать в обморок прямо на землю. Она и причесалась, и платье вон шелковое надела, кто ж поверит, что она в этом платье коров доит?

Тут Надежда устыдилась своих мыслей и принялась восхищаться хозяйством. Хозяин, Петер, немного оживился и показал ей и коров, и лошадь, которую держали для сельхозработ – экологию не портит и бензина не надо.

Пока гостьи знакомились с хутором, причем вникала во все только Надежда, а Алке было все равно, у нее не имелось дачи, и она никогда не увлекалась садоводством, из деревни прибежал сын Марты с их вещами и с Кешей на плече. Кеша так налетался, что предпочел свободе свидание с любимой хозяйкой. Потом они мылись, не в русской бане, а в настоящей сауне, там время летело незаметно, и когда они вышли, были сумерки. Марта гостеприимно пригласила всех поужинать и остаться у них ночевать. Алка уже открыла было рот, чтобы отказаться, но Надежда сумела ее опередить и с благодарностью согласилась. Алка злобно на нее посмотрела. Петюнчик же глядел на Алку влюбленными глазами и ничего не хотел замечать. За ужином Алка демонстративно не замечала Марту, но ела с большим аппетитом. Надежда и сама махнула рукой на фигуру и уплетала картошку, сваренную в мундире, разрезанную на четвертинки и поджаренную прямо так со сметаной и укропом, а потом знаменитые эстонские картофельные клецки под сметанным соусом. Марта предлагала ночевать в доме, но гости попросились в маленький летний домик, там было прохладнее. Во времянке было две комнаты, разделенные тоненькой дощатой перегородкой. Улеглись, но спать никто не мог.

Алка с Петюнчиком выясняли отношения, а Надежда волей-неволей слушала семейную сцену, потому что кровати находились по обе стороны тоненькой стеночки.

– Ты мне зубы-то не заговаривай, – говорила Алка злым шепотом, больше похожим на гудение мощного генератора, – ты мне скажи, что ты у нее делал. Надо же, а я-то как дура все бросила, помчалась за ним чуть ли не на край света, думала, его похитили, надо срочно спасать, а он, оказывается, живет себе преспокойно на всем готовом, молочко парное пьет, творожком заедает! Ты говори, кто она тебе?

– Аллочка, ну тише, ну что ты разбушевалась, ну подруга она моя, подруга старая. Еще в детстве, когда я здесь летом у бабушки жил, мы и познакомились. Вот так бабушкин дом стоял, а так – ее родителей. Мне семь лет было, а ей пять, в песочек вместе играли.

– И с тех пор больше не виделись? И не переписывались?

– Нет, конечно.

«Молодец, Петюнчик, – думала Надежда, – стойко держится. Видно, за двадцать лет хорошо свою жену изучил, знает, что Алке ни в чем признаваться нельзя. Казалось бы, что тут такого? Юношеская любовь, да у кого ее не было? Да Алка сама в четырнадцать лет была влюблена в Муслима Магомаева, писала ему страстные письма и выменивала у девчонок его фотографии. Что ж теперь, Петюнчику ее к Магомаеву ревновать?»

– Ну, Алла, ну может же быть у человека подруга детства? – безнадежно вопрошал Петюнчик за стенкой.

– Не может, – твердо отвечала Алка.

«Надо что-то делать, – встревожилась Надежда, – пока они ссорятся, еще ладно, а когда мириться начнут, что же, так и слушать до утра звуки поцелуев? Я спать хочу».

– Алка, выйди во двор на минутку! – постучала она в стенку.

– Ну, чего тебе? – выглянула взъерошенная Алка.

– Того мне, спать я хочу, а вы там за стенкой все никак не угомонитесь. Алка, я на тебя удивляюсь – только что мужа нашла, все так удачно складывается, и охота тебе ругаться из-за ерунды.

– Ничего себе ерунда! Пока я там слезы проливала, он тут с этой… И вообще это тебя не касается.

– Очень даже касается, когда я рядом за стенкой все слышу. В общем, так. Или ты сейчас же идешь к мужу, ведешь себя ласково и миришься с ним, или я рассказываю Петюнчику, что, пока он там страдал, рисковал жизнью и в одиночку боролся с бандитами, ты весело проводила время с Валькой Голубевым.

– Что? Да я же с ним ничего такого…

– Да? А кто целовался с ним на вокзале взасос? Я свидетель!

– Да это же он сам…

– А ты была явно не против! Все расскажу Петюнчику!

– Неужели, Надежда, ты способна на такую подлость?

– Запросто! – не моргнув глазом, ответила Надежда. – Ну, идешь мириться? Даю вам час времени на все про все. Пока на улице посижу. Успеете?

– Ну ладно, – Алка скрылась.

Надежда немного погуляла по двору. Ночь была теплая, но все равно, в легком халатике она быстро продрогла. Она обошла хлев, где кто-то шумно вздыхал и шевелился. Ворота хлева были крепко заперты, но сбоку была маленькая дверца, закрытая только на щеколду, поэтому Надежда рискнула войти. Небольшое помещение, отгороженное от общего хлева деревянной решеткой, было до половины заполнено сеном, придется ей тут пересидеть, пока час не пройдет.