Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положение немецких войск накануне советского контрнаступления в исследовании советского Генштаба «Битва за Москву» определялось следующим образом:
«Войска 16-й армии 1, 2 и 3 декабря вели ожесточенные бои с основной группировкой противника, наступавшей на солнечногорском направлении вдоль Ленинградского шоссе и на истринском направлении вдоль Волоколамского шоссе… В тот период бои на фронте 16-й армии носили исключительно напряженный характер. Некоторые пункты переходили из рук в руки. В течение 2 и 3 декабря противнику путем крайнего напряжения сил и средств удалось овладеть Крюковом, где бои шли на улицах».
Ставке пришлось задействовать для отражения немецких ударов прибывшие под Москву стратегические резервы. Так, 2 декабря только что сформированная 20-я армия генерала А. А. Власова, осуществлявшая частную операцию по овладению Красной Поляной, получила приказ штаба Западного фронта с 3 декабря перейти в общее наступление на Химки и Солнечногорск.
Тут стоит сказать о том, что, поскольку в дальнейшем генерал Власов перешел на сторону немцев и создал коллаборационистскую Русскую освободительную армию (РОА), роль 20-й армии в битве за Москву постоянно умалялась. В частности, освобождение Красной Поляны в некоторых трудах стали приписывать 16-й армии Рокоссовского, а не 20-й армии Власова, как было на самом деле. Чтобы, так сказать, «реабилитировать» бойцов и командиров 20-й армии, бывший начальник штаба армии генерал Л. М. Сандалов выдвинул теорию, будто командарм Власов
«до освобождения Волоколамска армией, по существу, не командовал. Он объявил себя больным (плохо видит, плохо слышит, разламывается от боли голова). До начала операции жил в гостинице ЦДКА, а затем его перевозили с одного армейского КП на другой под охраной (?) врача, медсестры и адъютанта. Подходить к нему не разрешали (неужели у Андрея Андреевича была столь заразная болезнь? Сандалов утверждал, будто у него было воспаление среднего уха, а такое заболевание заразным не является. — Б. С.). Все документы для подписи я посылал Власову через его адъютанта, и он приносил их подписанными без единого исправления. Впервые я, да и другие офицеры штаба увидели Власова — в Чисмене (под Волоколамском). А первый доклад я делал ему лишь в Волоколамске. Поэтому от начала операции до выхода армии в Волоколамск мне совместно с заместителем командующего армией полковником Литзюковым А. И. (впоследствии командовал танковой армией и погиб в бою) и членом ВС армии дивизионным комиссаром Куликовым П. Н. приходилось руководить действиями войск армии непосредственно самим».
Это — не более чем легенда, призванная дать возможность цитировать в открытой печати приказы, подписанные Власовым (разумеется, без упоминания имени), и в положительном контексте характеризовать замыслы и действия командования армии. На самом деле Власов командовал 20-й армией с самого первого дня и ни в каких гостиницах ЦДКА не жил (кто бы ему это позволил в самый разгар боевых действий!). Уже 13 декабря он был упомянут в сводке Совинформбюро в перечне советских генералов, отличившихся в битве под Москвой (там же был упомянут и Рокоссовский). А 16 декабря на КП у Власова взял интервью американский журналист Л. Лесюер. Выходит, смог каким-то образом прорваться сквозь кольцо блокады, будто бы созданное вокруг командарма медиками и адъютантами. Наконец, в архивных делах 20-й армии, хранящихся в Центральном архиве Министерства обороны в Подольске (фонд 373, опись 6631), достаточно приказов по армии с начала декабря 1941 года, и подлинность его подписи под ними не вызывает никаких сомнений. Среди них — приказы о категорическом запрете расстрелов военнопленных противника, а также о недопустимости представления в штаб армии ложных донесений и сведений о трофеях.
Приказы Власова, равно как и действия 20-й армии под его командованием, доказывают, что он обладал военными способностями и командовал не хуже того же Рокоссовского и Говорова и явно лучше, например, командарма 10-й армии Ф. И. Голикова, которого за нерешительные действия под Сухиничами Жуков снял с командования. И, несомненно, как и Рокоссовский, и десятки других советских генералов и маршалов, Власов стремился к успешной военной карьере.
Вся принципиальная разница между Власовым и Рокоссовским заключалась в моральных принципах. Андрей Андреевич готов был делать карьеру любой ценой. А потому, попав в германский плен в тот момент, когда победа Германии в войне казалась весьма вероятной, Власов сделал ставку на то, чтобы стать правителем покоренной Германией России. И закономерно проиграл. Рокоссовский же, раз пойдя на службу большевикам, никогда не изменял этой присяге, даже после того, как отсидел два с половиной года в тюрьме по несправедливому обвинению. Уверовав в Сталина, убедив себя в какой-то момент, что все плохое в стране случается помимо и вопреки его воле, Константин Константинович служил ему верой и правдой.
Впоследствии, уже у немцев, Власов не раз говорил: «Вы думаете, что такой человек, как, например, маршал Рокоссовский, забыл про зубы, которые ему выбили в тюрьме на допросе?» Вероятно, подобные суждения Андрей Андреевич слышал от Константина Константиновича в период Московской битвы, когда их армии тесно взаимодействовали и командармы часто встречались друг с другом. Да и ранее Власов и Рокоссовский наверняка были знакомы, когда оба командовали перед войной механизированными корпусами в Киевском особом военном округе и должны были встречаться на окружных сборах высшего комсостава. Как кажется, Власов всерьез лелеял надежду привлечь Константина Константиновича к сотрудничеству, и даже посылал к нему своих эмиссаров, которые, однако, предпочитали сдаваться НКВД. Один из них, бывший батальонный комиссар Иосиф Яковлевич Кернес, попавший в плен почти одновременно с Власовым, летом 1942-го, в плену, выдал себя за участника военного заговора, в который будто бы вовлечены видные советские военачальники. 27 декабря 1942 года Кернеса отправили через линию фронта со следующими забавными письмами маршалу Тимошенко и начальнику Генштаба Василевскому:
«Берлин, 16 декабря 1942 г.
Господину маршалу Тимошенко.
Переданные господином Кернесом предложения вашей оппозиционной группы относительно сепаратного мира с Германией были с интересом приняты к сведению. Однако отсутствуют достаточные полномочия для г-на Кернеса, а также данные о силах оппозиции. Связь господ Шапошникова, Кузнецова, Рокоссовского, Потемкина, Мельникова и Мехлиса с направлением, представляемым г-ном Василевским, была бы желательна. Г-н Кернес об этом доложит устно. Для продолжения переговоров ожидается командирование вашего полномочного представителя с конкретными предложениями.
«Александру Васильевичу (в действительности Василевского звали Александр Михайлович. — Б. С.) Василевскому.
Александр Васильевич! Доволен, что моя первая оказия дошла до вас. Меня интересует ваша точка зрения по второму пункту моих предложений, так как вы ничего не говорите в своем ответе второго гонца. Крайне интересно с артелями Мерецкова, Меркулова и Первухина. Странные люди. Не время говорить о правах, когда надо говорить только об обязанностях. Не правда ли? Парольные связи с моим ближним к вам филиалом даст Кернес, а о ходе нашей работы вас проинформирует мой связник… Вы спрашиваете, ориентироваться ли на роль Бориса Михайловича? Не советую. Устарел и потерял популярность. Слава России! Глава РСНП (Русская социал-национальная партия. — Б. С.) — генерал-майор (комбриг) И. Бессонов».