мне дурного. Заботливый. Старается всегда не причинять мне никаких обид. В его объятиях уютно и тепло. Ещё бы сам был менее обидчив. Но это прям какая-то беда. Его, Мияна, обижали люди. Несправедливо из его деревни. Он потому привык всех сторониться. Не верит никому. Мне вроде верит. Но чуть неосторожно прикоснёшься к его душе, посмотришь на него не слишком ласково. И всё. И ему больно. И меня тоже сторониться начинает. Потом всегда оттаивал обычно. Однако ныне всё серьёзнее как будто. К тому же он меня обидел очень. Боюсь, мы не помиримся уже. Не вижу, как здесь можно помириться.

Её голосок дрогнул. Мияна улыбнулась этой тираде:

– Сильно его любишь?

– Да, – вздохнула Лала. – Он мой самый-самый… милый сердечку друг. Проблема в том, Мияна, что кажется ему мало моей дружбы. Он хочет моей любви. Хоть и знает, что фея не может влюбиться в человека.

– Он требует твоей любви?

– Нет. Даже и намёка себе не позволяет на что-то подобное. Ведёт себя как друг. Просто ранимый очень из-за этого. Когда я осторожна, всё чудесно. Ведь всё было великолепно… до этого злополучного купанья. И если бы я не пошла к вам, или хотя бы ласковой была, когда его попросила сторожить одежду, то мы бы прообнимались эти три дня, и были бы очень счастливы, и он, и я.

– Так он счастлив с тобой, Лала?

– Да, очень, Мияна. Тут и сомнений нету никаких.

– Лала, послушай, – мягко сказала Мияна. – Вот у меня есть друг. Рак. Мы с ним играем часто. Он мне рад. Усами шевелит всегда довольно, как подплываю. Сам идёт ко мне. Однако как-то ножку повредил, а я и не заметила. Взяла его к себе на ручки как обычно, ему случайно этим сделав больно. И он меня клешнёю ущипнул. Когда у друга твоего есть рана. Не важно, в теле или на душе. Надо быть очень-очень осторожной. И аккуратной, чтоб не сделать больно. Иначе причинишь ему страданья. И он захочет от тебя уйти. Ведь он не виноват в том, что он ранен. Раз ему больно, понежнее прикасайся.

– Так я плохая? – омрачилась Лала.

– Нет. Просто… ты не ценишь… того что есть. Наверное хорошо быть феей. Столько кавалеров. Русалки очень одиноки, Лала. Мужчин-русалок всегда мало рождается. Почему-то. И они знают, что их мало и… не жалуют нас вниманием. Лишь ждут, что мы за ними будем плавать в стремлении снискать расположенье. Разборчивы при выборе подруги, придирчивы, всё им в тебе не так. А если выберут, то ты должна вокруг услужливо вертеться постоянно. Иначе бросит и найдёт себе другую. Когда бы, Лала, у меня был парень. Кто бы ценил, кто счастлив был обнять. Был добр со мной. Да я б за ним хоть в ад.

– Как мне жаль, Мияна, – с участием посмотрела на неё Лала.

– Ничего, – беззлобно улыбнулась русалка, не без капельки затаённой печали в глазах. – Судьбу не выбирают.

– У фей, Мияна, тоже свои беды. Меня вот выдадут родители за того, кого я даже не знаю. В кого не влюблена.

– Но это лучше, Лала, чем ни за кого. Ведь может он окажется хорошим. И может ты полюбишь.

– Да, возможно, – согласилась Лала. – А может будет холоден и строг. И примешься мечтать, чтоб быть одной.

– Трудна девичья доля, – с кротостью промолвила Мияна. – Иди мирись, Лала. Вы поссорились из-за такой ерунды. Что мне аж обидно за вас. Если вы дороги друг другу, если он настолько замечательный, как ты описывала, если преданный и надёжный, разве можно просто взять и расстаться? Это глупо. Или у тебя так много настоящих друзей, что одного не жалко потерять?

– Не примет меня, я знаю, – поведала Лала грустно.

– Но хоть попытайся. Ну, или не пытайся. Тебе решать.

– Нет, не смогу, – расстроено покачала Лала головой. – Быть искренней. Прося прощенья. Мне всё равно обидно. Что он так легко отказывается от меня.

– А ты от него нет?

– Не мучай меня, Мияна.

– А хочешь, я с ним поговорю про тебя, Лала? Иногда посреднику легче открыть душу. Вдруг он мне скажет то, что тебе не может. И ему передам от тебя то, что ты не можешь сказать сама. Ну вот, что обижает тебя это, когда он легко от тебя отказывается. Если он хороший, он поймёт, что это больно. И перестанет.

– Ну… поговори, – робко отозвалась Лала. – Только, Мияна, тут ещё есть кое-что поимо обид. Мне теперь стыдно рядом с ним, после того, как он видел меня… в прозрачном платьице. А когда стыдишься кого-то, сдержанной с ним становишься неизбежно. Ему будет казаться, что я холодна к нему. И он снова обидится. Хоть бы знать, сколько он видел, правда мало, или нет.

– А я с ним и про это поговорю. Если хочешь, – предложила Мияна. – Объясню, что тебе стыдно, что ему надо помягче быть, потерпимее.

– Нет, это очень стыдно, не надо с ним про такое говорить, – возразила Лала. – Мне кажется, Мияна, он видел больше, чем признаётся. Даже может всё. Ну как там можно было не увидеть? Стыдно, и больно, и обидно от этого. И как тут быть?

– Затрудняюсь тебе что-то посоветовать, прости Лала, – произнесла Мияна извиняющимся тоном. – У нас всё настолько по-другому. Если нашему парню нравится девушка, то нравится в ней всё, не только личиком любуется, но и изяществом форм, грациозностью изгибов. Восхищается этим всем. Это важно. У нас странно было скрывать себя. Это приятно, когда парни на тебя с восхищением глядят.

– И у нас, коли увидели бы, восхищаться бы стали, тут не сомневайся, – сообщила Лала. – Но для этого сначала надо жениться. Платьица, Мияна, тоже имеют свои достоинства. Они и красоту подчёркивают девичью, и когда кавалер не видит тебя всю, ты для него загадка, сильнее жаждет тебя узнать, мечтает. И так влюбляется крепче иногда.

– Тебе, Лала, надо просто принять, что это произошло, – поделилась мыслью Мияна. – Неужели из-за случайности стоит расставаться? Это… странно бы было. Она – лишь мимолётная неловкость. Которую нужно пережить и забыть. Нельзя позволять подобным мелочам забирать друзей. Если он не специально, не хотел тебя обидеть, и если хороший, не станет насмехаться над этим, то ничего страшного. Даже наоборот, может сблизит вас ещё сильнее.

– Как это может сблизить? – с недоумением посмотрела на неё Лала.

– Ну вот так. Если он тебя видел, то теперь знает, какая ты, будет больше тобой восхищаться.

Лала призадумалась с озадаченным личиком.

– Вот и выходит, что ты совершенно