Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то очень важное. Предпоследний шаг в этой румбе. Так в двенадцать тридцать?
Она согласилась.
Я сидел, вытянув ноги и засунув руки в карманы брюк, и хмуро смотрел на кнопку комбинированного замка на сейфе, когда Вульф спустился из оранжереи. Когда он уселся в своем кресле и установил свой центр тяжести, я перевел свой нахмуренный взгляд на него и спросил:
– Мальчики пришли?
Он кивнул.
– Все четверо?
Он снова кивнул.
Я покачал головой.
– О'кей. Вероятность того, что эта идея в самом деле сработает, составляет, по-моему, один шанс из ста. Да и вы, наверное, так же думаете. Если это случится, я молю Бога, чтобы они не потеряли ее и мне не пришлось еще раз заниматься опознанием трупа.
– Чепуха, – Вульф нажал кнопку, чтобы принесли пива. – Как я уже сказал, ничего такого решительного я от них не ожидаю. Но возможна какая-то реакция: слова, жесты, осторожные действия, и их ни в коем случае нельзя пропустить.
– Да, – продолжал я хмуриться, – само собой, доверие необходимо. Я договорился с Гуинн пообедать у Фрисби, где молоки сельди стоят три доллара. У вас есть еще предложения?
Он ответил отрицательно, и тут вошел Фриц с пивом.
– Да, моя горлица, – сказал я, – можешь взять еще мартини, и еще один, если у тебя не закружится голова. Ты должна быть трезвой как стеклышко.
Я общался с Гуинн довольно давно и знал, что после третьего или четвертого бокала ее прекрасные глазки имеют явную тенденцию становиться чуть косящими, а также затягиваться влажной поволокой. Кроме того, она могла начать ругаться. Я же предпочитал, чтобы Гуинн была милым ангелочком, о чем откровенно и сказал ей.
Мы сидели в угловом кабинете у Фрисби и ели молоку сельди и салат из авокадо.
– У меня не кружится голова, – сказала она, надув губки. – Такая девушка, как я, не может себе этого позволить. У меня голова всегда ясная, а зачем тебе надо, чтобы она была ясной? Чтобы узнать от меня еще немного чуши про эту жуткую ночь в ту пятницу, которую я никогда не забуду? Прямо из постели в полицейский участок! Я никогда не думала, что дойду до этого, клянусь тебе!
– Я тоже так не думал, – сказал я честно. – Нет, не про ту жуткую ночь, по крайней мере, не про твою роль в ней.
Я сделал паузу, чтобы попросить официанта принести ей мартини и виски для себя.
– Причина, по которой я сомневаюсь, – сказал я, – заключается в следующем: то, что меня интересует, сугубо конфиденциально. С другой стороны, я страшно нуждаюсь в твоем совете. Я знаю твою точку зрения об Эстер Ливси. Она действительно немножко не в себе? Как ты думаешь?
Гуинн фыркнула. Я уже однажды говорил ей, что следует избавиться от фырканья.
– Эта девушка не в себе? Ну уж нет! Что она пыталась тебе внушить?
– Так, ничего особенного, – сказал я уклончиво. – Я не могу понять, что она хочет скрыть. Никак не могу.
– Готова поспорить, что она хочет что-то утаить. Что она сделала?
Я пребывал в сомнении. Не отрываясь, я смотрел в ее прекрасные голубые глаза.
– Это строго между нами, Гуинн, дорогая.
– Разумеется.
– Ты должна пообещать мне держать это в секрете.
– Разумеется.
– Я сказал мистеру Вульфу, и он разрешил мне поговорить с тобой.
– Ради Бога, роди наконец.
– Видишь ли, Эстер Ливси сказала мне сегодня утром, что она знает, кто убил Уальдо Мура. Она сказала, что знает это довольно давно.
Вилка Гуинн с наколотым на нее кусочком авокадо остановилась на полпути ко рту.
– Она сказала тебе, что знает?
– Да.
– Не может быть!
– Так она сказала.
– Боже!
Вилка с авокадо медленно опустилась на тарелку и осталась там.
– Я не удивляюсь, что это произвело на тебя впечатление, дорогая, – с симпатией сказал я. – Так было и со мной. Она сказала это как раз перед тем, как к нам ворвался Хофф и стал преследовать меня. Я рассказал об этом мистеру Вульфу, и мы попали в безвыходное положение, потому что не знаем ее достаточно хорошо. Он решил, что я должен поговорить с кем-нибудь, кто хорошо информирован и заслуживает доверия и кто знает о ней все. Естественно, это могла быть только ты. Так она с придурью или как?
Официант принес напитки. Гуинн посмотрела на свой мартини, будто на непреодолимое препятствие, а затем подняла бокал и выпила все его содержимое, сделав два больших глотка.
– Так она сумасшедшая? – настаивал я.
– Конечно, нет, – Гуинн вытерла губы салфеткой. – Боже мой, какая наглость! И она сказала кто?
– Нет, но могла бы, наверное, если бы Хофф не прервал нас. Что ты…
– Она не сказала случайно, что тот же человек убил и Нейлора?
– Она не распространялась на эту тему, но все указывало на это.
– Она не сказала, откуда у нее эти сведения?
– Нет, но думаю, что скажет. Вот я и хотел тебя спросить, как с ней обращаться. Если она не сошла с ума, тогда она должна иметь…
– Я опоздала, – заявила Гуинн. Она отодвинула свою тарелку, рассыпав при этом соль из солонки. – У меня всего час, и я должна…
– Нет, ты не должна, – сказал я твердо. – Мне нужна помощь. Мне нужен совет, и я завишу от тебя. – Я посмотрел на часы. – У тебя есть еще десять минут. Что же насчет нее? Может, она сказала это только для того, чтобы расквитаться с кем-нибудь?
– Она высокомерная, самодовольная дура.
Я продержал ее там все десять минут, но не получил никакой другой полезной информации относительно Эстер Ливси или кого-нибудь еще. Гуинн больше не сосредоточивалась на этом. Она была слишком обеспокоена, чтобы не опоздать на работу.
Я решил, что для меня не имело существенного значения, увидят ли меня наверху возвращающимся после ленча в компании Гуинн или нет, поэтому я простился с ней внизу в вестибюле здания. После того как за девушкой закрылись двери лифта, я направился мимо сигаретного автомата к выходу, сделав на ходу знак широкоплечему мужчине, который стоял неподалеку. Выйдя на улицу, я завернул за угол. Широкоплечий человек догнал меня, и мы поздоровались.
– Как дела, Орри?
– До чертиков скучно, – проворчал он. – Она пообедала в пиццерии и затем вернулась на работу. Для меня есть что-нибудь стоящее?
– Возможно, появится на следующей неделе. Наверное, дело это будет не таким уж скучным, так как начинать работать придется в пять утра. Ты не соня?
– За ней я мог бы идти с закрытыми глазами. Есть что-нибудь новенькое?
– Ничего, кроме того, что сегодня ночью, а может быть завтра, будет ночная работа. Если ты сделаешь неверный шаг и поранишь палец…