Перебор, предупреждает голос в его голове, и он немедля жалеет о сказанном. Нож снова вонзается в кожу за ухом. Непонятно, что там катится у него по шее – пот или кровь.

– Я знаю, что вы этого не сделаете, мистер Роулинс. Я могла бы отрезать вам руку, чтобы убедить вас в том, до какой степени я серьезна на этот счет. Замечали, надеюсь, как часто в разных историях фигурируют отрезанные и искалеченные руки? Вы были бы в интересной компании. Но, на мой взгляд, мы можем прийти к соглашению, не разводя грязи. Как вы думаете?

Закери кивает, живо вспомнив руку в стеклянной банке и не в силах не думать о том, что тот, кому принадлежала рука, может, тоже сидел в этом же кресле.

Убрав нож от его уха, Аллегра делает шаг в сторону, но по-прежнему нависает у него над плечом.

– Вы расскажете мне все, что вспомните из этой книги. Вы запишете каждую деталь, каждую, до самых мельчайших пустяков, от содержания до состояния переплета, и после того, как вы закончите, я посажу вас на поезд в Вермонт, и никогда в жизни вы больше не ступите на Манхэттен. Ни при каких условиях вы ни с кем никогда не заговорите о Гавани, об этом здании, об этом разговоре, о тех, с кем вы там и тут встретились, об этой книге. Потому что, если вы это сделаете, если напишете где-то, твитнете или спьяну прошепчете фразу “Беззвездное море” в полутемной пивной, боюсь, придется мне позвонить тайному агенту, который размещен мною на расстоянии снайперского выстрела от фермы вашей матушки.

– От чего? – вмиг пересохшим ртом умудряется произнести Закери.

– Вы прекрасно меня слышали, – говорит Аллегра. – Очень миленький домик. Садик такой славный с беседкой. Надо полагать, весной там очень приятно. Жаль будет разбить одно из этих витражных окон.

И она подносит к его лицу телефон, на экране которого дом, засыпанный снегом. Дом его матери. Праздничные, общие для всех религий огоньки еще горят на крыльце.

– Я решила, что вам необходим стимул. – Спрятав телефон, Аллегра направляется к другому концу стола. – Некоторая угроза в адрес тех, кто вам дорог. Полюбить тех двоих, несмотря на их безотказное обаяние, времени у вас не было. Я сочла, что ваша мать в качестве болевой точки удачней, чем ваш отец, который завел новую, более приемлемую семью. Если что, придется разнести ее дом. Устроить, например, взрыв газа.

– Но вы же не станете. – вскинувшись, обрывает себя Закери. Откуда ему знать, что эта женщина станет и что не станет.

– Несчастные случаи – не редкость, – мягко произносит она. – Они были и будут. То, о чем я вам толкую, важно. Важней, чем моя жизнь, важней, чем ваша. Мы с вами – всего лишь постраничные примечания петитом, никто не заметит нашего отсутствия, нас нет в списке действующих лиц. Ведь мы существуем вне этого яйца, так всегда было. – Она посылает ему улыбку, которая на разноцветные глаза не распространяется, и тянет руку к керамическому бокалу.

– У этого яйца внутри золото, – говорит Закери, на яйцо глядя. То, что он принял за трещинку, – это его волос, прилипший к стеклу очков.

– Что такое? – настораживается Аллегра, не донеся бокал до губ, и в этот момент свет гаснет.

Этот меч был самым разящим из всех, которые кузнец-оружейник, лучший в стране, выковал за многие годы. Нельзя сказать, что он так уж долго над ним работал, он использовал не самый отборный материал, и все-таки, вишь ты, получилось оружие, превзошедшее все его ожидания.

Сделано оно было не на заказ, и кузнец раздумывал, как же с ним поступить. Можно было оставить его себе, но кузнец лучше умел ковать мечи, чем орудовать ими, а продавать не хотелось, хотя запросить за меч, он это знал, можно было немало.

И тогда оружейник сделал то, что всегда делал, когда находился в растерянности. Он пошел к местному прорицателю.

Там в округе обреталось немало прорицателей, которые были слепы и видели то, что другие видеть не могут, даже имея глаза.

Но тот, к которому пошел кузнец, был попросту близорук.

Этот прорицатель, завсегдатай таверны, просиживал целые дни в глубине зала и, если угостить его выпивкой, предсказывал будущее и вещам, и людям.

(Будущее вещей он угадывал лучше, чем будущее людей.)

Оружейник и прорицатель уже долгие годы ходили в друзьях.

Иногда оружейник просил прорицателя сказать, что за судьба у выкованного им оружия.

Он взял новый меч и пришел с ним в таверну. Заказал по стаканчику.

– За поиск! – поднял свой стакан прорицатель.

– За обретение! – поднял свой оружейник.

Они обсудили местные дела, политику и погоду, и только потом оружейник показал ему свой новый меч.

Прорицатель долго глядел на меч, а потом попросил поднести ему еще порцию, и оружейник, конечно же, поднес.

Допив еще стакан, прорицатель отодвинул от себя меч.

– Этот меч убьет короля, – сказал он.

– Как это? – удивился кузнец.

Прорицатель пожал плечами.

– Убьет короля, – повторил он и больше ничего не сказал.

Оружейник убрал меч, и остаток вечера они толковали о всяких прочих делах.

Весь следующий день кузнец, зная, что прорицатель ошибается редко, ломал голову, как распорядиться мечом.

Нести ответственность за оружие, которое убьет короля, не очень ему улыбалось, хотя до того он выковал немало мечей, которые убили немало народу.

Мелькнула у него мысль, не уничтожить ли меч, но тот был так хорош, что у кузнеца просто рука на это не поднялась.

Думал он думал и наконец выковал еще два меча, совершенно таких же, как первый, так что их было никак от него не отличить. Даже самому кузнецу это не удавалось.

Пока он работал над ними, многие, кто заходил в кузню, хотели их у него купить, но он всем отказал.

Вместо того оружейник раздал по мечу каждому из троих своих детей, знать не зная, кому из них достанется тот, что убьет короля. Раздал – и больше об этом не думал, поскольку уверен был, что никто из его детей ничего такого не сделает, а уж если потом, после них, любой из мечей попадет в чужие руки, тогда дело решат судьба и время, ведь Судьба и Время могут убить столько королей, сколько им вздумается, и дай срок, поубивают их всех.

Никому он не открыл, что сказал ему прорицатель, прожил все дни, что были ему отмерены, и хранил свой секрет, а потом умер.

Младший из его сыновей взял свой меч и отправился на поиски приключений. С приключениями не очень у него задалось, уж слишком легко отвлекался он на невиданные места, новых людей и вкусные незнакомые блюда. Меч его редко покидал ножны. В одной деревне встретил он мужчину, который пришелся ему по сердцу, а тому нравились колечки. Тогда младший сын взял ненужный ему меч, отнес его к кузнецу, и когда тот его расплавил, нанял ювелира, чтобы ювелир наделал из этого металла колец. Он дарил тому мужчине по кольцу каждый год, который они провели вместе. Колец на это хватало.