– Теперь, – объявил Торндайк, – когда мы собрали данные для сравнения, возьмем кровавый отпечаток. – Уколов собственный большой палец иголкой, он выдавил на карточку крупную каплю крови и с улыбкой заметил: – Не каждый адвокат прольет кровь ради своего клиента. – Сделав дюжину отпечатков и пронумеровав каждый из них, он добавил: – Для первоначального расследования материала хватит, и, если вы, мистер Хорнби, продиктуете мне свой адрес, пока на этом остановимся. Извините, мистер Лоули, что я так долго задержал вас своими опытами.

Солиситор и вправду наблюдал за происходящим с плохо скрываемым нетерпением и, когда все закончилось, поднялся с очевидным облегчением.

– Мне было в высшей степени интересно, – слукавил он, – хотя я не вполне понимаю ваши намерения. Кстати, я хотел бы перемолвиться с вами парой фраз на другую тему, если мистер Рубен не возражает несколько минут подождать меня на улице.

– Вовсе нет, – ответил тот. – Не торопитесь из-за меня, мое время пока принадлежит мне. – И он протянул на прощание руку Торндайку.

– До свидания, мистер Хорнби, – сердечно пожал ее доктор. – Не будьте неумеренно оптимистичны, но и не падайте духом. Сохраняйте здравомыслие и сообщите мне немедленно, если с вами произойдет что-то, имеющее отношение к нашему делу.

Молодой человек вышел, и, когда дверь за ним закрылась, мистер Лоули повернулся к Торндайку:

– Я подумал, что нам лучше перекинуться словечком наедине. Какой линии вы собираетесь придерживаться? Честно говоря, ваша позиция совершенно меня озадачила.

– А какую линию предложили бы вы? – спросил Торндайк.

– Ну, – замялся солиситор, – положение, по-моему, следующее: наш юный друг украл пакет с алмазами и был уличен – это то, как ситуация видится мне.

– У меня иное мнение, – сухо обронил Торндайк. – Он мог взять алмазы, а мог и не брать. Не стану судить, пока не проанализирую свидетельства и не получу больше фактов. Поэтому давайте отложим рассмотрение нашего плана, пока я не пойму, какую линию защиты следует принять.

– Как вам угодно, – насупился мистер Лоули, беря шляпу, – но боюсь, что вы поощряете юного негодяя ложными надеждами, которые лишь утяжелят его падение, не говоря уже о нашем собственном статусе. Я не хочу выставить себя посмешищем в суде.

– И я не хочу, – согласился Торндайк. – Однако я вникну в дело и свяжусь с вами в течение дня или двух.

Он постоял, держа дверь открытой, пока солиситор спускался по лестнице, а когда шаги его затихли, резко захлопнул ее и обернулся ко мне с досадливым видом:

– «Юный негодяй» не показался мне удачливым в выборе адвоката. Кстати, Джервис, насколько я понимаю, вы сейчас без работы?

– Да, – ответил я со вздохом.

– Не согласитесь ли помочь мне – на деловой основе, разумеется, – с этим инцидентом? У меня много всякой другой нагрузки, и ваше участие имело бы для меня огромную ценность.

Я не погрешил против истины, заявив, что сочту за счастье.

– Тогда приходите к завтраку, обговорим сроки, и вы сразу приступите к своим обязанностям. А теперь давайте закурим трубки и продолжим беседу, как будто взволнованных клиентов и тупоголовых солиситоров не существует на белом свете.

Наутро я появился в квартире Торндайка и застал своего друга погруженным в работу. Один конец стола был сервирован, на другом стоял микроскоп того типа, что используют для изучения организмов, культивируемых на чашках; на широкой подставке лежала одна из карточек с шестью кровавыми отпечатками. Направляя на нее световое пятно конденсатора, Торндайк сосредоточенно рассматривал изображение.

– О, вы уже трудитесь, – произнес я немного сконфуженно.

Прервав занятие, мой коллега дважды позвонил, и вошел Полтон, неся поднос, уставленный всем необходимым для завтрака.

– Да, – кивнул Торндайк, – я открыл кампанию, как обычно, при поддержке главы своего штаба, верно, Полтон?

Невысокий человек с умным лицом и полными достоинства манерами, не соответствующими роли слуги, который подает на стол кушанья и убирает посуду, гордо улыбнулся и, не скрывая своего восхищения моим другом, ответил:

– Мы не теряли времени, сэр. У нас уже готовы негативы, а пока вы завтракаете, я достану и высушу снимок, сделанный методом фотоувеличения.

– Полтон не перестает меня удивлять, – заметил Торндайк, когда его помощник удалился. – С виду – сельский священник или судья, но явно предназначен природой в профессора физики. Сначала он работал часовщиком, потом изготавливал оптические инструменты, а теперь – доверенный механик медицинского юриста. Он – моя правая рука, и улавливает мои мысли еще до того, как я успеваю изложить их.

– Где вы его нашли?

– Бедняга лежал в больнице – жертва нужды и незаслуженной неудачи. Я пару раз давал ему небольшие поручения, а когда понял, чтó он за сокровище, взял к себе на службу. Он очень предан мне, и его благодарность так безгранична, что не всегда обоснованна.

– О какой фотографии он говорил?

– Он искусственно увеличил один из оттисков большого пальца, и у нас есть соответствующий негатив такого же размера на случай, если понадобится напечатать дополнительные фотографии.

– Вы пытаетесь помочь бедному Хорнби, – вздохнул я с сожалением, – но как? Мне его дело кажется безнадежным. Я не осуждаю юношу, но не верю в его невиновность.

– Дело, безусловно, трудное, – согласился Торндайк, – и в настоящий момент я и сам не вижу выхода. Однако я взял за правило в любых случаях придерживаться классических канонов индуктивного исследования: собирать данные, выдвигать гипотезы, проверять их и стремиться к подтверждению. В нашем случае, учитывая, что факт ограбления установлен, мы можем выдвинуть четыре гипотезы. Оно совершено: a) Рубеном Хорнби; b) Уолтером Хорнби; c) Джоном Хорнби; d) каким-либо другим лицом или лицами. Последней версией предлагаю пока пренебречь и ограничиться анализом трех остальных. Что скажете?

– Вы допускаете, что мистер Джон Хорнби похитил алмазы из своего собственного сейфа? – воскликнул я в недоумении.

– Сейчас я не склоняюсь ни к одной из гипотез, а лишь излагаю их. Джон Хорнби имел доступ к драгоценностям, а значит, предположительно мог украсть их.

– Но он несет ответственность перед владельцами…

– Не совсем так: он добровольно соглашался принимать груз на хранение. В таком случае он не отвечает за потерю, если только не будет доказана преднамеренная грубая небрежность.

– Отпечаток пальца, мой дорогой профессор! – возразил я. – Что с ним поделаешь?

– Не торопитесь, – невозмутимо ответил Торндайк, – вы, я вижу, придерживаетесь того же мнения, что и полиция; она расценивает отпечаток пальца как стопроцентный критерий, последнее несокрушимое доказательство, за пределы которого следствию незачем выходить. Это серьезная ошибка. Отпечаток – это факт, очень важный и значительный, признаю, но лишь факт, который, как и любой другой, следует взвесить и измерить с точки зрения его доказательной базы.