– Изменения не столь велики, как вы думаете, – рассмеялся в ответ Торндайк. – Гиппократ лишь прячется под мантией Солона4, как вы поймете, когда я объясню свою метаморфозу, а я сделаю это сегодня же вечером, если вы не связаны никакими обязательствами.

– Вечером я свободен, – сказал я, – и полностью в вашем распоряжении.

– Тогда приходите в семь. Мы съедим по отбивной, выпьем по пинте кларета и обменяемся автобиографиями. Сейчас у меня нет времени, через несколько минут я должен быть в суде.

– Вы проживаете в этой благородной старой галерее? – спросил я его.

– Нет, хотя я очень хочу, чтобы это было так. Моя квартира несколькими этажами ниже – номер шесть «А».

На вершине Миддл-Темпл-лейн мы расстались; Торндайк в развевающейся мантии продолжил свой путь в сторону суда, а я направил стопы к Адам-стрит, излюбленному прибежищу медицинских деятелей.

Нежный звон колокола на Темпле приглушенно сообщил о наступлении семи часов (словно извиняясь за то, что прервал тишину научных занятий), когда я вышел из-под арки Епископского суда и повернул на Кингс-Бенч-уок.

Мощеный тротуар был пуст, если не считать единственной фигуры, медленно расхаживавшей перед входом в здание, и, хотя парик уступил место фетровой шляпе, а мантия – сюртуку, я без труда узнал своего друга.

– Вы по-прежнему пунктуальны до минуты, как в старые добрые времена, – увидев меня, улыбнулся Торндайк. – Теперь я познакомлю вас со своим жилищем. Вот мое скромное пристанище.

Пройдя через главный вход, мы поднялись по каменной лестнице на первый этаж, где оказались лицом к лицу с массивной дверью, на которой белыми буквами было написано имя моего друга.

– Снаружи довольно непривлекательно, – заметил Торндайк, вставляя ключ в замок, – но внутри уютно. – Он толкнул тяжелую дверь и придержал ее, чтобы пропустить меня. – Вы, вероятно, посчитаете, что моя квартира – некая странная смесь, поскольку она сочетает в себе особенности конторы, музея, лаборатории и мастерской.

– И ресторана, – добавил невысокий пожилой человек, сцеживавший кларет из бутылки с помощью стеклянного сифона. – Об этом вы позабыли, доктор.

– Да, Полтон, я забыл, зато вы помните. – Торндайк бросил взгляд в сторону небольшого стола, располагавшегося возле камина и уставленного всем необходимым для нашей трапезы. – Скажите-ка, – снова заговорил он, когда мы осуществили первую стремительную атаку на плоды кулинарных экспериментов Полтона, – что произошло с вами с тех пор, как вы шесть лет назад оставили больницу?

– Моя история короткая, – ответил я с грустью. – В ней нет ничего особенного. Деньги у меня закончились довольно неожиданно. Когда я уплатил взносы за экзамен и регистрацию, мой сейф опустел, и, хотя, без сомнения, диплом врача содержит, говоря словами Джонсона, возможность обогащения для тех, кто не страдает алчностью, на практике есть огромная разница между возможностью и действительностью. Я и в самом деле зарабатывал себе средства к существованию – иногда как ассистент, иногда как временный заместитель. Сейчас у меня нет работы, и мое имя числится в списке ожидающих свободных вакансий.

Торндайк сжал губы и насупился.

– Страшный позор, Джервис, – сказал он некоторое время спустя, – что человек ваших способностей и знаний растрачивает время по мелочам на случайных работах, как полуквалифицированный бездельник.

– Верно, – согласился я, – мои достоинства весьма недооцениваются. Но чего вы хотите, мой ученый собрат? Если бедность идет за вами по пятам и опускает невидимый колпачок на ваш светильник в тридцать тысяч свечей, очень вероятно, что пламя погаснет.

– Да, полагаю, что это так, – пробормотал Торндайк и на некоторое время погрузился в глубокую задумчивость.

– А теперь, – прервал я его размышления, – представьте обещанное вами объяснение. Я положительно сгораю от любопытства узнать, какая цепочка обстоятельств превратила Джона Ивлина Торндайка из практикующего врача в светило юриспруденции.

– Факты свидетельствуют, – благосклонно улыбнулся он, – что такого превращения не произошло. Джон Ивлин Торндайк все еще практикующий врач.

– В парике и мантии?! – воскликнул я, разведя руками.

– Да, баран в волчьей шкуре. Я расскажу вам, как это случилось. После того как вы покинули больницу, я продолжал работать, отказавшись от нескольких мелких должностей и сосредоточившись на химических и физических лабораториях и музее. Потом я обратился в суд в надежде сделаться коронером, но вскоре старый Стедмэн неожиданно ушел в отставку – вы помните его, он преподавал судебную медицину, – и я подал заявление на освободившуюся вакансию. К моему удивлению, меня назначили лектором, после чего я выбросил из головы коронерство, занял свою нынешнюю квартиру и стал ждать, что будет дальше.

– И что же последовало?

– Я получил весьма любопытный набор смешанной практики, – ответил Торндайк. – Сначала мне достался случайный анализ одного дела об отравлении, вызывавшего сомнения, но постепенно сфера моего влияния расширилась, и сейчас она включает все дела, в которых специальные знания в области медицины или физики могут быть поставлены на службу закону.

– Но вы ведь выступаете в суде?

– Очень редко. Чаще я появляюсь в роли научного свидетеля, а в большинстве случаев остаюсь в тени. Я лишь руковожу расследованиями, привожу в порядок и анализирую результаты и натаскиваю адвоката, обеспечивая его фактами и консультируя для перекрестного допроса.

– Хорошее занятие, куда интереснее, чем замещать отсутствующего врача, – позавидовал я. – Но вы заслуживаете преуспеяния, потому что всегда работали за двоих, не говоря уже о ваших способностях.

– Да, я работал немало, – кивнул Торндайк, – и продолжаю этим заниматься, но у меня есть время для дела и для отдыха, в отличие от вас, бедных тружеников общей практики, которые обязаны вскакивать из-за обеденного стола или пробуждаться от своего первого сна. Не нравится мне все это! Кто там? – вдруг воскликнул он, ибо в тот момент раздался громкий стук в дверь. – Как жаль, что люди не понимают намек в виде запертой дубовой двери!

Торндайк пересек комнату и распахнул дверь, всем своим видом предрекая отнюдь не любезный прием.

– Сейчас, конечно, поздновато для делового визита, – произнес извиняющийся голос снаружи, – но мой клиент хочет видеть вас безотлагательно.

– Входите, мистер Лоули, – сухо проговорил Торндайк, и, пока он придерживал дверь, вошли два посетителя.

Это были двое мужчин – один средних лет, несколько лисьей внешности, похожий на типичного юриста, другой – изящный, красивый молодой человек располагающей наружности, хотя в данный момент бледный и напуганный, явно в состоянии нервного возбуждения.