Кей не сомневался и особо не думал. Стянул ботинки, бросил на пол джинсовку. Сью никак не реагировала, но это и не надо. Только лечь позади неё на слишком мягкую для него кровать и одной рукой сгрести в охапку этот окуклившийся эмбрион, прижать к себе покрепче. Накрыть широкой ладонью её сжатые кулаки, делясь всем теплом, какое у него есть. «Ты не одна». Всё, что не требовало озвучивания, но по длинному выдоху Сьюзен — было понято правильно.

От неё остались только инстинкты, и они заставили придвинуться к внезапному источнику тепла ближе, вжаться в крепкую грудь спиной так тесно, как позволяло толстое одеяло. Запах крови наконец-то немного рассеивался, заменяясь табаком и мятной жвачкой. Сью на миг прикрыла глаза — на короткий миг, чтобы не успеть провалиться в темноту. В рёбра гулко стучало: что ж, она ещё жива. И будет жить дальше, встретит новый день… Боже, новый день. Что ей предстоит совсем скоро?

— Кей, — во вновь нахлынувшем страхе тихо позвала она, сама цепляясь пальцами за его руку, как за спасительную соломинку. — А где твоя мама?

Ей интересно совсем не это. Интересно, хоронил ли он когда-то родителей, ведь с отцом не вышло. Может, бояться нечего. Может, это реально пережить. Смириться. Попрощаться. От нового мелькнувшего в голове слова Сью до боли прикусила щеку изнутри, отчаянно жмурясь. Печёт. А в затылке колокольчиками играет мамин смех.

Кейд стискивает её покрепче, словно не давая треснуть и развалиться. От её волос, щекочущих подбородок, пахнет стерильностью и хлором. Её вопрос не удивляет ни капли, и даже на секунду радует: она думает о том, что будет завтра, а значит, уже не стоит на краю. Ещё ни разу Кей настолько не понимал эту девчонку, но теперь каждая её мысль сама переходит к нему через доверительно сплетённые пальцы. Ей нужно поспать. Согреться и уснуть хоть ненадолго. Поэтому он отвечает тихо, убаюкивающе, намеренно подробно, чтобы рассказ был для неё скучной монотонной колыбельной:

— У меня её не было. Конечно, кто-то меня умудрился родить. Но эта женщина бросила нас с отцом, когда мне было года четыре, и я её почти не помню. Она присылала открытки на мой день рождения, но все они отправлялись в мусорный бак прямо в конверте. Нам было хорошо и без неё. Папа учил меня играть на гитаре, читал сказки и брал с собой на студию звукозаписи. Он никогда не умел готовить, и сколько себя помню, мы ели слипшиеся макароны с сыром, — это светлые воспоминания, и от них совсем не больно. Зато от умиротворяющего тона тело в его руках медленно расслаблялось, и Сью сонно прошептала:

— Тебе… повезло. Повезло, что ты не видел его… другим.

— Да. Но и в твоих воспоминаниях она останется такой, какой была. А тело — это лишь тело. Мы будем рядом, Сью. Все мы, ты ни за что не останешься одна. Попробуй поспать.

— Мне страшно, — выдавила она, впервые ощущая влагу на глазах. Спешно их закрыла, и темнота подкатила тут же, чёрными всполохами и звуком выстрела. Но это уплывало всё дальше, потому что сейчас ей наконец-то безопасно. И тепло.

— Тебе нечего бояться, я же тут.

Сьюзен погружалась в сон так быстро, словно согретый организм выключался после перегрузок. Даже будучи виртуозом вранья, сейчас она не смогла уловить сомнение в последних словах. Мерное дыхание над головой упорно убаюкивало, заставляя и её дышать глубже, размеренней. Крепкая рука не разжималась до тех пор, пока она окончательно не уснула.

***

Мидлтаун — город маленький и глубоко провинциальный. Такое происшествие, как шумное убийство жены крупного бизнесмена, не могло не дать резонанс. И в тёплый весенний день на местном кладбище собрались все: репортёры захудалой газетёнки, зеваки, партнёры мистера Глоуза и даже сама мэр Морган с сыночком-дуболомом. Кейд сомневался, что эту шваль хотел бы видеть хоть кто-то. А ещё ему впервые за долгие годы пришлось найти в глубине шкафа чёрную рубашку, тесноватую в плечах.

— Уверен, что нам стоило приходить? — раз в третий тихо спросил Данди, нервно засовывая руки в карманы. Без шляпы и в чёрной жилетке он казался старше на пару лет: может, дело в седине. Или в том, что это не первые его похороны, и могильные плиты вокруг будят не самые приятные воспоминания.

Они вчетвером неуютно мялись за рядами стульев, пока впереди по очереди что-то бубнили желающие попрощаться с женщиной в деревянном гробу. И да, могло показаться, что делать «Неудачникам» тут нечего: Сью сидела рядом с отцом и, несмотря на бледность и круги под глазами, держалась хорошо. Кей не хотел смущать её своим присутствием. Так что, придя на кладбище, позволил себе только один раз поймать её взгляд и без слов спросить: «в порядке?». Она слабо кивнула в ответ, что дало лёгкую надежду на лучшее.

— Стоило, — без сомнений отозвался Кейд. — Мы не можем бросить её сейчас.

Парни и не спорили: Нил притащил хилый букетик гвоздик, а Джейк обошёлся тем веником, что нарвал с клумбы по дороге. Важно было не это, а то, что раз Сьюзен — часть команды, то они должны поддержать её хотя бы своим присутствием.

Речи затягивались. Что-то дохрена сочувствующее несла мэр, что-то там о возмездии грешникам заводил священник местной церквушки. Кейд смотрел только на черноволосый затылок: ему казалось, что за всё это время Сью не пошевелилась ни разу. И тревога за неё не отступала, а напротив, нарастала гулом приближающегося товарняка. Было бы лучше, если бы она рыдала. Сокрушалась, выла, лёжа на клятом коричневом гробу, как глухо подвывал Аарон. Но она оставалась застывшей и словно мёртвой.

Позавчера Кей ушёл из её дома, как только услышал хлопнувшую входную дверь — также, через лоджию. Ему совсем не хотелось неприятных встреч с её отцом. Он не знал, чем ещё может помочь, и это бесило. Бесполезен. Хотелось забрать себе хоть часть того, что выносит сейчас она, потому что ему уже так больно не будет: жизнь научила справляться. Но эту мясорубку ей предстояло вынести на собственных хрупких плечах, и это было неправильно. Он знал, что сейчас в гробу не только миссис Глоуз, фанатка музыки и смелая женщина, если судить по обнародованной записи с камер. Там же, накрытая блестящей лаком крышкой, останется девочка в короткой юбке, прыгающая по лавочкам. Останется детство.

Церемония закончилась. Комьями сухой земли и глины закидан гроб, нестройными рядами уползали лишние люди. Теперь можно и подойти