Дневным убежищем мы выбрали складскую базу всего в полусотне метров от места нашей остановки. «Хаммер» оставили на Всесоюзной, все нужные вещи перенесли в руках. Забаррикадировались в офисном здании на втором этаже. Наверх ведёт только узкая металлическая лестница, других входов нет. Место это отличное, есть выход на крышу, большая территория базы хорошо просматривается со всех сторон, так что незамеченным никто не пройдёт.

Женю разместили на полу на одном из двух спальников, найденных в багажнике «Хаммера» – достались в наследство от Богдана сотоварищи. В сравнении с тем, что они забрали у нас («Сайга», «Ремингтон», два ИЖа и львиная доля патронов), размен не самый справедливый, но лучше, чем ничего. Братья Воронюк обнаружили в соседнем офисе небольшую кухоньку и сейчас вместе с Ваней хлопочут над обедом-тире-ужином. За столом у окна Михась собирает по кусочкам паззл из изорванного в труху доклада для генерала Борзова.

Я дежурю с братом. Сейчас моя очередь. В обед мне удалось подремать с полчасика (потом меня разбудил пришедший в сознание Женя), но и этого хватило, чтобы набраться сил и прийти в себя. А главное, хватило моей голове. Болевые ощущения снизились с девятки до пятёрки, что в нынешней ситуации почти равносильно экстазу.

Когда в верхнюю часть окна заглядывает оплавленный краешек клонящегося к закату солнца, Женя в очередной раз приходит в себя. Я прикладываю к его лбу заново смоченный в холодной воде компресс (они сохнут, как на раскалённой сковородке в знойный день) и вздрагиваю от неожиданности, заметив, что его глаза открыты.

На секунду застываю, ожидая, что брат снова начнёт кричать. Выглядит он паршиво. Краснота на лице спала, на смену ей пришла мертвенная бледность. Лишь на щеках багровеет нездоровый румянец. Губы обметало, веки распухли и словно налились свинцом. В носу застыли кровавые катышки. Глаза потускнели, склеры заволокло сеткой лопнувших сосудов. Потные волосы прилипли к черепу.

– Привет, – мне удаётся выдать улыбку. – Живой?

– Ага, – хрипло отвечает брат. – Пить…

Я подаю ему кружку с водой, и он делает несколько жадных глотков.

Потом снова откидывается на подушку спальника:

– Сколько время?

– Вечер. Ты уже четыре часа остаёшься человеком, а значит, лекарство действует. Как себя чувствуешь?

– Плохо. Но терпимо.

– Орать больше не будешь?

– А я орал?

– Как резаный.

– Не помню… Вообще ничего не помню.

Прикасаюсь тыльной стороной ладони к его лбу. Жар ещё держится.

– У тебя высокая температура. Мы дали тебе жаропонижающее, но оно не действует. Ещё ты блевал, но не так, чтобы много, в основном желчью. И пару раз обоссался. Памперсами-то мы запастись и забыли.

Мой игривый тон нисколько не трогает Женю. Он не радуется тому, что ещё жив, не радуется тому, что лекарство действует. Он большей частью пребывает в стране мёртвых, а не живых. И путь из мира теней предстоит долгий.

– Слушай, Максим… если я выживу, пообещай мне, что мы вернёмся за ними.

– Мы уже вернулись, – отвечаю, уверенный, что он ещё бредит. – Они ушли. Они в безопасности, забыл?

Распухшие веки тяжелеют, Женя снова проваливается в сон:

– Да нет, я не про родителей… те девчонки… пообещай, что если я выживу, мы вернёмся и заберём их.

Удивлённо моргаю глазами. Вот уж о ком бы думал в последнюю очередь на пороге смерти, так это о них.

– На кой чёрт нам возвращаться в город, из которого мы с таким трудом вырвались?

– Мы должны… – заплетающимся языком отвечает Женя. Его глаза почти закрыты. – Это карма… мы кинули их, и теперь расплачиваемся…

– Не городи огород. Это просто совпадение.

Но я уже не уверен в этом. Несчастья преследуют нас, как заговорённых: сначала меня с Артом избивают до полусмерти и угоняют наши машины, потом «прокажённый» кусает Женю. Если это совпадение, то какое-то избирательное. Страдают только те, кто ночевал в доме на Таганрогской. Клятвопреступники.

– Это не совпадение, – лепечет Женя. – Обещай…

– Ладно. Обещаю.

Но он уже спит и моего ответа не слышит. Однако слово дано, назад не заберёшь. А я теперь трижды подумаю, прежде чем снова нарушить его.

18:10

Ваня приносит чай и даёт мне несколько минут передышки, принимая дежурство. Подсаживаюсь за стол к Михасю.

– Ну, что, дешифровщик? Нашёл что-нибудь?

Михась отрывается от лоскутков бумаги, скрупулёзно разложенных по кучкам на столешнице, с которой он убрал всё лишнее, включая принтер, монитор и прочие электроустройства, бесполезные в мире без электричества, и с благодарностью принимает от меня чашку чая.

– Да, нашёл. Но, Макс… не думаю, что тебе это понравится. Может, в другой раз обсудим?

Я устало вздыхаю. Сейчас я так измочален, что мне уже всё равно.

– Спасибо за заботу, конечно, но нет. Давай, добивай.

Михась мнётся с полминуты, то и дело прикладываясь к чаю. Потом откашливается и произносит:

– Это твоё чудодейственное средство называется ингибитор протеазы Н2Р1. Я мало что успел собрать, – он кивает на кучки лоскутков, представляющих собой, судя по всему, страницы доклада, – и ещё меньше понял из того, что смог прочесть, но… принцип действия этой штуки таков: она проникает в клетку, инфицированную рабдовирусом А101 (так на самом деле называется наш вирус) и блокирует выделение вирусного фермента протеазы, что, в свою очередь… короче говоря, делает вирус дефектным и препятствует его дальнейшему размножению.

– Ну, это же отлично!

– Не совсем. Во-первых, это экспериментальный прототип, на людях то ли не испытывался, то ли в процессе испытания. В любом случае, побочка пока не описана. Во-вторых, эта штука не лечит, а только купирует болезнь, сдерживает её. Это как ВАРТ для ВИЧ-положительных – пока пьёшь, будешь жить. Но стоит прекратить курс или хотя бы сделать перерыв, и вирус сразу выйдет на свободу. Так случилось с водителем КАМАЗа – тут ты был прав. Но ты ошибся в другом. Это не лекарство, а скорее… отсрочка.

Миша замолкает с таким виноватым видом, словно это он занимался разработкой препарата и ответственен за его несовершенство. Наверное, я таращусь на него слишком уж выразительно.

Признаться, к такому повороту я был не готов.

– И сколько? – сглотнув комок, спрашиваю я. – Сколько у нас времени?

– Ну, уцелело чуть больше шестидесяти ампул.

– Хватит на два месяца.

– Не совсем, – повторяет Михась, и я невольно вздрагиваю. Это его «не совсем» загонит меня в могилу. – Помнишь, что сказал генерал? Два раза в сутки. Я ещё не нашёл страницу, где указаны рекомендации по способу применения, так что, думаю, пока нам лучше поверить ему на слово. Будем колоть утром и вечером.