Она отложила томик в сторону и потянулась было за сочинением Содома Капустина, когда самолёт тряхнуло. Потом ещё. И ещё. А потом — заколдобило со всей дури, со всей силы.

ТУРБУЛЕНТНОСТЬ ЯСНОГО НЕБА

Она же CAT (англ.), она же ТЯН (русск.). Она же «болтанка в чистом небе», кошмар пилота, ужас пассажира.

Эта пакость возникает просто так, неизвестно почему. В чистой синеве, без намёка на облачко — вдруг бум, бац, циклический фронт, ёшкин кот, сдвиг ветра, вибрация корпуса, желудок вниз, желудок вверх, буээ. И хорошо ещё, если просто буээ. А можно и побиться, и ушибиться, и переломать себе какие-нибудь косточки. Бывает, что и позвоночник ломали.

А ведь может сломаться и само летательное средство.

КРАСНОЕ, ОРАНЖЕВОЕ, ЗЕЛЁНОЕ

Если вы хотите видеть мир во всём его грозном великолепии — не смотрите на него глазами бабочки. Бабочка хуёва и сама по себе, и глазки у неё хуёвые. Правда, зрение у неё цветное, но вот насчёт очертаний вещей — это пиздец. То, что вы увидите, будет в лучшем случае напоминать поздний импрессионизм. Но скорее живопись Поллока, хрен ему в стык. Другое дело — рой. У той же Мальвины была способность видеть сразу многими глазами, в результате чего изображения складывались в относительно чёткую картину. Но сейчас в её распоряжении была одна-единственная бабочка. Остальных то ли ветром разметало, то ли чёрт побрал. А вернее всего — голубокудрая отвлеклась, чтобы в очередной раз поругаться с Артемоном, некстати заглянувшим. И утеряла контакт, так что все белянки разлетелись. Насилу она нащупала одну из роя. И теперь пыталась понять, где же именно она очутилась. После нескольких кругов стало ясно: это где-то близко. Бабочка видела лесистую местность. Возле большого дерева сидели две хомосапые фигуры — одна побольше, вся чёрная, другая поменьше, разноцветная — снизу красная, в середине оранжевая, сверху зелёная. Такое разноцветье привлекало внимание. Мальвина бабочку снизила и пролетела ею между этими двумя. Одно лицо — в очках, с массивным носом — было голубокудрой незнакомо. А вот второе — узнаваемо до боли, до дрожи. Ибо это был Карабас бар Раббас. Никакой импрессионизм не мог исказить эти мощные черты. Ах, если бы у Мальвины было насекомое с жалом! Или хотя бы с мощными челюстями! Но у неё в распоряжении имелась только жалкая, ничтожная бабочка.

ЖЁСТКАЯ ПОСАДКА

— … -.----.. -,[9] — противно пропищал пилот, безуспешно пытаясь выровняться.

-. — …… - … — —..-.. -.-… -.-. —. -. -.-.-.-. -. — . — .-.-……,[10]—

ответил его напарник.

-.-. —.. -.-.. —. -….. -.-… —. —. -. -…….-.. - -

— …-. -.-. -.. -…. -… -.-.-.. - ..-… -.-. -. - . -.- — .. -. -.

.-. -…-.. — …,[11] — в противном писке хаттифнатта прозвучало нечто вроде беспокойства и сожаления.

Чем ниже спускалась авиетка, тем сильнее ощущалась скорость. Пейзаж внизу, с высоты казавшийся почти неподвижным, понёсся, как стадо лошадей. Замелькали распаханные поля, домики, деревья, снова поля, виноградники, хуй знает что, опять виноградники — и, наконец, широкая дорога, более-менее годная для приземления.

Морра просвистела морзянкой сообщение, полное боли, гнева и неприятия происходящего. Пилоты его проигнорировали как малоинформативное.

Дорога — ровная, пустая — бешеной скатертью понеслась под носом красного самолётика. Колёса чиркнули по грунту, авиетка подпрыгнула, теряя скорость. Второе касание было чуть более продолжительным, третье…

Колесо попало в выбоину.

Авиетку развернуло, приложило, шмякнуло.

Скорее всего, она уцелела бы — самолётик был очень прочным. Но от удара закоротило плазменные батареи.

Брюшко авиетки разорвало, пилотскую кабину подняло да раздёрнуло. Хвост с пассажирской капсулой отпал, как уящерицы.

Аллу Бедросовну вынесло через пролом и метров пять протащило по земле лицом вниз.

ПОЧТИ НА МЕСТЕ

Морра с тяжёлым стоном поднялась на ноги.

Всё тело болело. Везде, от коленок до макушки. Но и только. Хотя жирная борозда как бы намекала: в другой ситуации она бы так легко не отделалась.

Вриогидра самодовольно усмехнулась. Её защита оказалась даже полезнее, чем она сама ожидала.

На обломки самолёта она и не взглянула. Вдруг пилоты, вопреки очевидности, остались в живых? Добивать их вриогидра не хотела — в конце концов, они сделали что могли. Доставили её почти на место. Осталось свести это «почти» к нулю.

Она попыталась протереть лицевой щиток рукой. Не получилось. Пластик бессильно соскользнул по забралу.

Можно было, конечно, нажать кнопку на корпусе и освободить руку. Но Мультимедиеву с его синим лучом не стоило давать ни малейшего шанса.

Защитную оболочку Морра купила — за очень приличные деньги — в позапрошлом году. Скорлупа была изготовлена до Хомокоста, хотя и вряд ли для людей. Больше всего она напоминала чёрный ящик с гофрированными рукавами и штанинами и прозрачным шлемом. Продавцы-отарки говорили, что это водолазный костюм. Березовский, который устроил сделку, утверждал, что это космический скафандр.

Сама Морра называла конструкцию «доспехом». Он был сделан из лёгкого, но невероятно прочного чёрного пластика.

Его было легко снять и не слишком сложно надеть — все части как бы липли друг к другу, но могли и разделяться, если три раза погладить маленького крокодильчика, нарисованного на груди слева. При этом доспех не пробивался ни арбалетным болтом, ни копьём, тесла-шокер на него тоже не действовал. Непонятно было, откуда в нём брался воздух — он казался абсолютно герметичным. Понятно, что вриогидра такую полезную вещь припрятала на всякий случай. Который в итоге и случился.

Единственное, что было в доспехе делать неудобно, так это ходить. Но Морра была очень упорной.

СОВЕРШЕННО ЗРЯ

Карабас с крайним недоумением смотрел на умирающего бульдога. Рот несчастного толчками выбрасывал кровь.

Было ясно — пока Карабас дремал (а он дремал, иначе куда девались последние десять минут?), кто-то убил пса, но вот кто? Ментальный фон вокруг себя Карабас контролировал даже во сне. Но никого не было, никого! Да ещё с такими намерениями! Карабас бы живо очухался. В чём же дело?

Раввин попытался было поискать следы ментальной активности в окружающем пространстве, но потом ему пришла в голову мысль получше — пока не поздно, порыться в голове умирающей собаки. Должен же пёс был запомнить, кто его убил.

Раввин настроился на содержание кратковременной памяти пса. Увидел незнакомую, но чрезвычайно хомосапую физиономию — с массивным носом, в очках и зелёной шляпе. Человек — или существо ну очень похожее на человека — шевелил губами. Карабас различил в угасающей памяти пса слова «Приходил неулови…»