Она повесила их пальто в стенной шкаф и повернулась к зеркалу, висевшему над буфетом. Трясущимися пальцами, глядя в зеркало на Берта, она приколола орхидею к своему светло-коричневому платью. Берт прошел на середину комнаты и, остановившись у кофейного столика, поднял квадратную медную тарелочку. Его лицо оставалось бесстрастным, так что было трудно понять, нравится ему эта вещица или нет. Марион не могла двинуться с места.

— М-м-м, — наконец произнес он. — Наверно, подарок отца?

— Нет, мне ее подарила Эллен, — сказала Марион, по-прежнему глядя в зеркало.

— Да?

Он секунду разглядывал тарелочку, потом поставил обратно на столик.

Теребя пальцами воротник платья, Марион отвернулась от зеркала и посмотрела на Берта, который тремя размашистыми шагами пересек комнату, подошел к низкому книжному шкафу и поднял глаза на висевшую над ним картину. Марион пристально глядела на него.

— А, наш старый друг Демут, — сказал он, с улыбкой поворачиваясь к ней.

Она улыбнулась ему в ответ. Он опять посмотрел на картину. Марион шагнула к нему.

— Я так и не понимаю, почему он назвал изображение элеватора «Мой Египет».

— Это разве элеватор? А я и не знала.

— Все равно картина прекрасная. — Он повернулся к Марион. — В чем дело? У меня испачкан нос?

— Что?

— Ты так смотришь…

— А-а-а… Нет-нет. Хочешь выпить?

— М-м-м… не отказался бы.

— У меня есть только красное вино.

— Ну и превосходно.

Марион повернулась к двери в кухню.

— Подожди. — Он вынул из кармана завернутую в бумагу маленькую коробочку. — С днем рождения.

— О Берт! Зачем ты так потратился?

— Да, наверно, не надо было, — поддразнил он ее. — Но разве ты не рада?

В коробочке были серебряные серьги — простые отполированные треугольнички.

— Спасибо, Берт! — воскликнула Марион. — Они прелестны. — Она поцеловала его.

Потом направилась к зеркалу, чтобы вдеть серьги в уши.

Он подошел и встал у нее за спиной, глядя на нее в зеркало. Когда она вставила обе сережки, он повернул ее к себе лицом.

— Действительно прелестно, — сказал он.

Когда их поцелуй закончился, он сказал:

— Кто-то вроде предлагал вина.

Марион вышла из кухни с подносом, на котором стояли бутылка бардолино в плетеном чехле и два бокала. Берт, сняв пиджак, сидел, скрестив ноги, на полу перед книжным шкафом. На коленях у него лежала раскрытая книга.

— Я не знал, что тебе нравится Пруст, — сказал он.

— Очень!

Она поставила поднос на кофейный столик.

— Поставь лучше сюда, — сказал Берт, указывая на книжный шкаф.

Марион перенесла поднос на шкаф, налила вино в бокалы и подала один из них Берту. Держа в руках другой, она скинула туфли и опустилась на пол рядом с ним. Он перелистывал страницы книги.

— Я хочу показать тебе место, которое приводит меня в восторг, — сказал он.

Он нажал на кнопку. Тонарм медленно описал полукруг и опустился своей змеиной головкой на край вращающейся пластинки. Закрыв крышку проигрывателя, он прошел через комнату и сел рядом с Марион на кушетку, накрытую синим покрывалом. Раздались первые аккорды Второго концерта для фортепиано Рахманинова.

— Хороший выбор, — сказала Марион.

Откинувшись на толстый валик, лежавший на кушетке вдоль стены, Берт оглядел комнату, мягко освещенную одной лампой.

— У тебя не квартира, а само совершенство! — сказал он. — Почему ты никогда не приглашала меня сюда раньше?

Она сняла зацепившуюся за пуговицу платья ниточку.

— Не знаю… Боялась, что тебе здесь не понравится.

— Как мне могло здесь не понравиться?

Его пальцы проворно расстегивали пуговицы на ее платье. Она положила теплые ладони поверх его рук, задержав их между грудями.

— Берт, я никогда раньше… не была с мужчиной.

— Знаю, милая. Ты могла бы мне этого и не говорить.

— Я никогда раньше не любила.

— Я тоже. Я никого до тебя по-настоящему не любил.

— Правда? Правда?

— Только тебя.

— И Эллен не любил?

— Клянусь — только тебя.

Он опять ее поцеловал.

Она освободила его руки и погладила его по щеке.

«Нью-Йорк таймс»,

понедельник, 24 декабря 1951 года

МАРИОН КИНГШИП В СУББОТУ ВЫХОДИТ ЗАМУЖ

Мисс Марион Дж. Кингшип, дочь мистера Лео Кингшипа и покойной Филлис Хатчер, в субботу 29 декабря в доме своего отца будет обвенчана с мистером Бертоном Корлиссом, сыном миссис Джозеф Корлисс, живущей в городе Менассет, штат Массачусетс.

Мисс Кингшип окончила школу Спенса в Нью-Йорке и затем Колумбийский университет. До прошлой недели она работала в рекламном агентстве «Камден и Галбрайт».

Ее жених сражался в рядах американской армии во время Второй мировой войны и затем учился в университете Колдвелл. Недавно он был принят на работу в отдел внутренних продаж «Кингшип коппер инкорпорейтед».

Сидя за своим столом, мисс Ричардсон изящным, как ей казалось, жестом протянула вперед руку и полюбовалась золотым браслетом, сжимавшим ее полную кисть. «Нет, для мамы он не подходит, скорее для женщины помоложе, — решила она. — Подберу маме что-нибудь другое, а этот браслет оставлю себе».

Вдруг перед ее столом возник мужчина в синем костюме с белыми полосками. Она подняла глаза и приготовилась улыбнуться, но раздумала, когда увидела, что это все тот же назойливый тип.

— Привет, — жизнерадостно сказал он.

Мисс Ричардсон выдвинула ящик стола и с озабоченным видом стала шуршать там бумагой.

— Мистер Кингшип все еще не пришел с обеда, — ледяным тоном сказала она.

— Дорогая, в двенадцать часов он уже ушел на обед. Сейчас три часа. Сколько можно питаться? Не носорог же он!

— Если хотите, я запишу вас к нему на прием в середине недели.

— Я хотел бы поговорить с его сиятельством сегодня.

Мисс Ричардсон с суровым видом задвинула ящик.

— Завтра Рождество, — сказала она. — Мистер Кингшип пришел сегодня ненадолго несмотря на то, что мы четыре дня не будем работать. Он бы не пришел, если бы не неотложные дела. Он дал мне строгое распоряжение его не беспокоить. Ни по какому поводу.