Кейро окинула взглядом его фигуру, будто решала, стоит ли ей снизойти до ответа;

— Разумеется, потому, что он попросил моей руки.

— Если бы ты выходила за каждого, кто просил твоей руки, сколько же раз тебе пришлось бы играть свадьбу?

На минуту Кейро задумалась.

— Раз десять или чуть побольше.

Лоутон стиснул зубы, стараясь усмирить бушевавшую в нем ревность.

— Так что же такого потрясающего ты нашла в этом Фредди?

Кейро недоуменно пожала плечами:

— Ничего особенного. Но в отличие от тебя он не презирает женщин.

— У меня есть на то серьезные причины, — пробормотал Лоутон.

Кейро глубоко вздохнула и, продолжая рассеянно водить рукой по его груди, нырнула под промокшую рубашку. — Ты великолепно сложен, Лоутон.

— Благодарю вас, рад, что я вам нравлюсь. — Губы Лоутона растянулись в глуповатой улыбке. Его забавляла нетрезвая болтовня Кейро.

— Ты нравишься мне даже слишком, так что это не идет мне на пользу, — задумчиво продолжала она, — а это уже лишнее, раз нам скоро предстоит расстаться.

От этих слов в душе Лоутона снова родились подозрения. За последние несколько часов он ни разу не вспоминал о том, что эта женщина задумала погубить его, чтобы отомстить за смерть бандита, приходившегося ей братом.

Взяв Кейро за подбородок, Лоутон пристально посмотрел ей в глаза:

— Ты все еще не раздумала, несмотря на то что я любил тебя, а ты любила меня?

В том состоянии, в котором находилась Кейро, эта мысль показалась ей слишком сложной. Она не поняла ровным счетом ничего, за исключением последних слов: «Я любил тебя, а ты любила меня».

— Ты не умеешь любить, — сонно пробормотала Кейро и зевнула. — У тебя даже нет сердца. К тому же должна заметить, что дело не только в любви.

Лоутон недоверчиво покачал головой. Он и сам не понимал, почему его так волновал этот разговор. Кейро слишком много выпила, чтобы что-нибудь соображать, что болтает ее язык.

— Давай просто забудем об этом, — предложил Лоутон. — Вернемся в город, и ты ляжешь в постель.

Не дожидаясь ответа, он обхватил Кейро за талию и начал спускаться вниз. Неожиданно ее веселость сменилась рыданиями. Благополучно спустившись на землю, Лоутон поставил Кейро перед собой.

— Прекрати! — прикрикнул он, надеясь таким образом привести ее в чувство.

Однако такая тактика себя не оправдала, а лишь вызвала новый поток слез, да такой, что оставалось только удивляться, как столько жидкости могло уместиться в маленьком теле. Растерявшемуся Лоутону оставалось лишь беспомощно наблюдать за тем, как слезы, подобно горному потоку, катятся по щекам Кейро.

Она и сама не знала, что послужило причиной ее слез, остановить которые была не силах. Кейро плакала с таким же упоением, с каким минуту назад смеялась.

— Проклятие! — выругался Лоутон, дотащив Кейро до фургона, и усадил ее на скамью. — Я и так достаточно промок и не желаю, чтобы ты поливала меня своими слезами. Что, черт возьми, случилось?

Строгий тон Лоутона тоже не возымел никакого действия.

Кейро продолжала рыдать. Смятение, в котором пребывали все ее чувства в течение последних недель, прорвалось наружу, и никакие даже самые страшные угрозы не заставили бы ее перестать плакать.

На обратном пути судорожные рыдания перешли в громкую и совершенно неприличную для леди икоту, прекратить которую Кейро также не удавалось. Судорожно всхлипнув, она громко икнула, шумно втянула носом воздух и икнула снова. Потом крепко обхватила Лоутона — опасаясь, как бы очередной сокрушительный приступ икоты не выбросил ее из фургона, — и положила голову ему на плечо. Длинные пряди светлых волос водопадом хлынули ему на грудь.

Лоутон не мог сдержать улыбку. Даже в таком неприглядном виде Кейро казалась ему крайне соблазнительной. Как только Кейро начинала задремывать, колесо фургона налетало на какой-нибудь корень, и ее голова скатывалась с плеча Лоутона. На мгновение очнувшись, Кейро громко икала, а после засыпала снова.

Поставив фургон возле склада, Лоутон подхватил спящую Кейро на руки и понес в гостиницу. Он уложил ее в постель, стянул с себя промокшую одежду и распорядился принести в номер горячей воды. Через несколько минут в дверь потянулась вереница прислуги, явившейся, чтобы наполнить ванну.

Лоутон, изрядно продрогший после того, как проскакал по всем окрестностям города в мокрой одежде, с наслаждением погрузился в воду. Намылившись, он приступил к бритью, не сводя глаз с возвышавшейся на кровати груды зеленых атласных юбок.

Он был в полном недоумении: за свои тридцать с небольшим лет он не встречал женщины, которая пробудила бы в его душе такое количество разнообразных эмоций. Несколько раз Лоутону казалось, что он вознесся в рай, хотя чаще всего — что он поджаривается в аду. Даже теперь, после того как Ал Фонтейн решительно опознал ее как сестру Гардинеров, Лоутону не удавалось побороть в себе желания близости с ней. Она, как яд, проникла ему в кровь и отравила ее, а он никак не может найти противоядие…

Приглушенный стон сорвался с губ Кейро, и Лоутон очнулся от своих мыслей. Он вышел из ванны и рассеянно вытерся, по-прежнему не спуская глаз с соблазнительной фигурки и миловидного личика, выглядевшего во сне таким умиротворенным. Мерцающий свет ночника бросал на ее безупречные черты золотистые блики, играл на шелковистых прядях волос, струившихся по подушке.

Лоутон прошелся по комнате, поражаясь тому, какие противоречивые чувства испытывает.

— Эта женщина — настоящая загадка, — прошептал он, опускаясь рядом с Кейро, чтобы снять с, нее платье.

Чем больше обнаженного тела представало его глазам, тем больше опьяняло его это зрелище. Кейро не противилась его действиям. Раздевая ее, Лоутону казалось, что он разворачивает бесценный подарок, который получил в безраздельное владение. Кто бы она ни была, она принадлежит ему. Она — его любовь, его мучение, его заклятый враг и смертельная угроза.

Нежные прикосновения заставили Кейро проснуться. Пребывая в полудреме, она будто парила в пространстве, наполненном волнующими образами и ощущениями, и невольно придвигалась ближе к тому, кто дарил ей эти приятные ощущения.

Сердце Лоутона неистово забилось, а руки продолжали ласкать любимую. Он делал это не в первый раз, но сегодня, как никогда прежде, его ласки были особенно нежными.

Лоутон и сам не понимал природы чувств, переполнявших его сердце. Эта удивительная женщина пробудила к жизни то, что он хранил глубоко в душе, и теперь любовь вырвалась наружу, грозя погубить его.

Кейро глубоко вздохнула и обвила руками Лоутона. Ее легкое дыхание касалось его щеки, а затвердевшие соски прижимались к его груди. Лоутона захлестнула новая волна желания. Когда же Кейро прижалась еще теснее, а ее шелковистая нога скользнула между его коленей, он окончательно потерял голову и хрипло прошептал: