– Самовар остыл. И жрать нечего.

– Мне главное койку.

Такая же недовольная работница провела постояльца в маленькую комнату. Кое-как Лыков уснул.

Утром самовара опять не было. Двор оказался похож на все другие такие заведения в России. Мятый рукомойник с затхлой водой, отхожее место на улице, грязные простыни и мочальный матрац. Еще угрюмая обслуга. Заплатив за это убожество тридцать копеек, Алексей пошел на станцию. Позавтракал в буфете, и стало чуть веселее.

Он не спеша обдумал свое положение. Надо переговорить с управляющим. Почему все-таки его лесники спалили кордон и скрылись? Знали за собой грехи? Свечное производство, конечно, незаконно, но не до такой степени, чтобы пускаться в бега. Если Тистров не даст никаких подсказок, дело плохо. Придется возвращаться в Петербург и ждать. Вдруг мужики образумятся, явятся к начальству и сдадут билет. Так мол и так, перепугались сдуру… Вот забирайте. Тогда владимирские власти переправят документ в департамент, сыщику еще раз устроят головомойку, и все забудется. Но это самый лучший вариант! А есть более плохие. Если за месяц полицейский билет не отыщут, надворного советника отчислят в резерв. Начнется служебное расследование, исход которого ясен заранее. Начальство может учесть заслуги Лыкова, и тогда он будет уволен по прошению. А может и забыть их. Тогда сыщика выкинут по третьему пункту[31]. После этого на коронную службу уже никогда не возьмут, и Алексею суждено доживать век частным лицом. С испорченным формуляром и пятном на репутации. Два года назад он уже был партикулярным человеком и едва не помер с тоски. Все-таки сыскная служба его призвание. Куда без нее? Опять лесом торговать? Но Титус и один хорошо справляется. Эх, дернул черт отпускника ввязаться в дело, которое его совершенно не касалось!

В Чулково Алексей оказался в одиннадцатом часу до полудни. Извозчиков на станции не водилось, и он нанял мужика с телегой довезти его до имения. Давыдовская дача располагалась в семи верстах от станции, посреди густого хвойного леса. Не Нефедьевка, конечно, но тоже приличное поместье. Большой дом с недавно поднятыми венцами, беседка, баня, огород. Имелся и пруд – не иначе с карасями. Сыщику повезло: управляющий уже собирался уезжать. Он принял гостя на веранде.

Тистров оказался мужчиной лет шестидесяти пяти, крепким, как пожилой дуб. Плечи почти как у Лыкова, прямая спина, суровое морщинистое лицо, совершенно седые волосы без малейших следов лысины. Впечатление управляющий производил серьезное. Он сразу взял быка за рога.

– Ну, Алексей Николаевич, это вы напугали моих егерей?

– Так вышло, Павел Нилович.

– А как – так? Что вообще произошло на заимке?

Сыщик в очередной раз стал рассказывать. Тистров слушал с недоверием. Видимо, он был заранее настроен на то, что полицейский чиновник напартачил. Или прикидывается? Алексей говорил, а сам наблюдал за собеседником. Тертый калач… Услышав, что вид старшего кондуктора показался сыщику подозрительным, Павел Нилович вскинулся.

– Позвольте! Колобихин чуть не каждую неделю ездит в Нижний. Все семь лет, что служит у меня. То одно купить, то другое… Во Владимире товар хуже. Ни разу не случалось с Сергеем Тимофеевичем происшествий! И наружность его у полиции никаких подозрений сроду не вызывала. Что вы там придумали, право слово? Что за чушь?

– Нет, не чушь, – ответил надворный советник. – Полиция полиции рознь. Городовой смотрит, чтобы не было беспорядка. А сыщик – насквозь, на просвет. Опытный тем более видит то, что не замечают другие.

А я опытный. Кто такой Колобихин? Откуда он взялся? И остальные его объездчики – кто их нанимал?

Тистров сбавил тон:

– Ну, я не сыщик… Вам, может, и виднее. Но я зато наблюдал ребят вблизи много лет. Приличные! Лес охраняли, а это дело нелегкое. Так и норовят иные украсть! Тут сила и смелость нужны, чтобы порубщиков отвадить. Ну, не институтки, конечно… Однако и не уголовные!

– А свечной завод?

– Что завод? – развел руками управляющий. – Был завод. Не велик грех!

– Вы знали о нем?

– Признаюсь: знал. Более того. Возможно, в том, что вышло, есть моя вина.

– То есть?

– Затея Колобихина с этим фальсификатом мне никогда не нравилась… Незаконно! С другой стороны, хозяин наш, купец первой гильдии Давыдов, скуп как черт. Жалование у егерей маленькое, а служба тяжелая. Даже опасная! И все за двенадцать рублей в месяц. Какой приличный человек пойдет на такое жалование? Вот и можно понять Сергея, что он решил подкрепить свои фонды.

– Так. А в чем ваша вина?

– Я сказал им тогда, в первый приезд, как завели они эту мастерскую: с огнем играете! За подобные вещи в каторгу ссылают! Хотел их, стало быть, напугать.

– Каторгу им посулили? – недоверчиво переспросил сыщик. – И полагаете, они поверили?

– Кто знает? Мое дело было предупредить. Попытаться, значит, отвадить. А егеря запомнили. И вот, думается мне, так и вышло… Когда среди ночи ввалился к ним неизвестный человек, да с билетом от Департамента полиции. Тут-то им и вспомнились мои слова про каторгу. Ну и… решили дать стрекача. Заимку спалили с испугу. Теперь лес стоит без охраны, мне одни убытки, хозяин рвет и мечет… По кой шут вы только туда сунулись!

– Я уже объяснил.

Собеседники помолчали. Потом Тистров сказал вполголоса:

– Я все понимаю. Вам надо вернуть билет. Иначе становой предполагает, что и службы могут лишить. Так?

– Ну, это не становому решать, а министру внутренних дел.

– Алексей Николаевич. Езжайте домой, в Петербург. Ребята далеко убежать не могли. Отсидятся одумаются, и вернутся. Ко мне первому и придут с целью повиниться. Так и будет, поверьте! Куда им еще идти? Чай, не беглые каторжники.

– Вы полагаете?

– Убежден! Пока тут шум да гам, ничего не будет! Только хуже сделаете. Исправник приезжал, становой с урядником коршунами вьются, вы тут тень на плетень, извините, наводите… Уезжайте и ждите. Я сразу же вам телеграфирую.

– Хорошо, Павел Нилович. Может быть, вы и правы. Последний вопрос: покажите мне бумаги ваших лесников.

– Конечно! Я велел их приготовить, знал, что вы явитесь. Сейчас принесу. А вы пока «желудочной горечи»[32]себе налейте. Я ее для здоровья пью и всем советую. И не тужите! Найдем мы ваш билет!

Тистров вручил надворному советнику документы егерей и тактично вышел. Лыков углубился в их изучение. И очень скоро обнаружил там неточности.

Так, в свидетельстве об отбытии воинской повинности Колобихин был записан отставным фельдфебелем Усть-Сысольской местной команды. А в письменных условиях[33]стояла интересная пометка. Работнику полагался хинин за счет нанимателя для лечения малярии! Это где же в Усть-Сысольске он ее подцепил? И еще вопрос: как здесь оказалось свидетельство? Его выдают на руки при увольнении в запас. Прописываясь по месту жительства, отставной солдат сдает бумагу в полицию. Ему ставят отметку в паспорте, а само свидетельство отбирают. Паспорта лесного кондуктора не оказалось. Это понятно: он ездил в Нижний Новгород и брал документ с собой. Сдать в контору по понятным причинам не успел. Но воинского свидетельства на руках частному лицу иметь не полагается!