7. Марина Козич…

– А это еще кто?

– Потом все объясню. Марина Козич – узнать, есть ли у нее родные или близкие на зоне. И нашли ли ее убийцу. Ты все записал, Женя?

– Я-то все записал, сейчас будем работать. Ты мне лучше скажи, с чего начнешь? Ты подключил к поиску местную милицию? Ты связался с ними?

– Да, я позвонил, но, боюсь, что у них нет снегоходов. Кроме того, я и сам не представляю, где и как можно сейчас ее искать, – кругом снег, чуть ли не по пояс… Как нарочно.

– Думаешь, ее взяли в заложницы?

– Просто уверен. Знаешь что, я сейчас положу трубку, а то как бы те, кто все это сотворил, не попытались связаться с нами по телефону… И еще, последнее, но учти, что информация только для вас двоих: Татьяна Трубникова жива и здорова, она прячется в деревне у своего жениха и ждет ребенка… Если узнает ее отец – убьет. Так что лучше воздержаться от передачи такого радостного известия ее родителям. Никогда не поздно будет представить это в качестве результата проделанной работы, тем более что работа нами действительно была проделана. Вы обещаете мне, что не позвоните Роману до того, как я подготовлю его?

– Обещаем, – почти хором ответили Крымов с Надей.

– А одежду Дины Кирилловой мы нашли в доме ее парня… Она была надета на чучело ли, куклу, короче – он сам сотворил себе Дину и одел ее именно в ту самую одежду, которая была на девушке в день исчезновения…

– Так это он убил? Как его зовут?

– Да нег, навряд ли. Дело в том… – было слышно, как Шубин вздохнул, – он повесился. Сегодня утром, как раз после нашего визита.

– Испугался. Я понял. Вот черт…

– Думаю, что ему подкинули одежду так же, как и… – Он замолчал. – Извини, больше не могу говорить.

Перезвоню. Если сможете, приезжайте.

Послышались гудки. Громкие, пронзительные, неровные, словно снег повлиял и на телефонные провода, исказив звук.

– Ну что ж, обсудим создавшееся положение, – Крымов разложил на столе исписанный иероглифами блокнот. – Как всегда – целая куча дел, и все это на моих плечах… Работнички, тоже мне, золотые! И ты, Надечка, не молчи. Доставай свои записки, рассказывай мне про Солодовникову и про все остальное… Я, кстати, был сегодня у Жанны дома. Как видишь, тоже не бездельничал.

Мы там потолковали кое о чем с Борисом, так что пусть он теперь думает, как ему поступать дальше… А ночью, часа в два, я бы хотел с тобой вместе нанести туда визит…

– Куда?

– На квартиру Жанны. Я там расставил сети, глядишь, и попадется кто-нибудь.

Надя достала из портфеля папку с результатами экспертиз. Пересказала ему вкратце разговор с Мариной Солодовниковой. Убийство буфетчицы на автостанции вызвало у Крымова брезгливую гримасу.

– Ее изнасиловали? Что же это за мерзавец такой… прямо днем, почти на глазах у людей… Ну что ж, Надечка, я вижу, ты хорошо поработала… А не трудно было бы тебе сварить сейчас кофейку и приготовить что-нибудь поесть?

– Я могу подогреть тебе курицу и открыть сардины…

Но Крымов ее уже не слышал, он, ероша волосы на голове, углубился в изучение экспертных документов.

Через полчаса он звонил домой Корнилову.

– Виктор Львович? Это Крымов. Ты не подскажешь, куда это подевался Эдик Астраханов?

– Послушай, Крымов, ты хотя бы поздоровался для порядка. Зачем тебе Астраханов? Он уже тыщу лет как у нас не работает.

– Он что, уволился?

– Конечно, уволился. Он тебе сколько должен?

– С чего ты взял?

– Да он всем должен, назанимал кучу денег и смылся…

– И что, так никому и не отдал до сих пор?

– Представь себе, никому.

– А на что он занимал и в каких суммах?

– Говорил, что у него с дочерью что-то, но у нас ни адреса его ростовского, ничего… Звонили в Ростов, просили навести о нем справки. Представь, там он был на хорошем счету, а к нам перебрался по семейным обстоятельствам. Короче, темная лошадка. Возможно, что здесь, в С., живет его семья, но с фамилией Астрахановы мы никого не нашли… Скорее всего его жена или просто мать его дочери, в случае если они не были зарегистрированы, живет или жила где-то поблизости.

– А вы не интересовались, с ним ничего не произошло?

– Да кто его знает… Он как-то быстро уволился, мы даже сообразить толком не успели, что он всем задолжал, чертяка…

– А что он вообще из себя представлял?

– Крымов, с чего ты им так заинтересовался-то?

– Так ведь он пытался расследовать дело Валентины Огинцевой, процентщицы…

– Понятно. И как это я раньше не догадался. Уверен, что ты понапрасну тратишь время. Не было там никакого убийства, если ты именно это имеешь в виду. Я сам лично изучал результаты вскрытия – она скончалась от порезов…

– Ну и что? Ее МОГЛИ ПОРЕЗАТЬ.

– Крымов, вечно ты что-нибудь придумаешь. Короче, так. Если ты заинтересовался Астрахановым, я могу дать тебе его фотографию и личное дело, подъезжай завтра.

– Спасибо. А кому принадлежат, вернее, принадлежали обрубки ног?

– Елене Сажиной, студентке из Липовки. Знаешь, Крымов, у меня такой страшный случай за всю мою службу – первый раз. Трудно себе представить, что этот урод до сих пор разгуливает на свободе.

– А как ты думаешь, могут ли эти преступления быть связаны?

– Какие именно?

– Не телефонный это разговор, конечно, но, похоже, все те дела, которые сейчас находятся у меня в агентстве, связанные с исчезновением девушек, – одного поля ягоды… А теперь еще и Юля Земцова пропала, они с Шубиным поехали в М., тоже, кстати, из-за студенток, которые сгинули еще осенью; ее увезли или, может, она сама уехала вот прямо совсем недавно, с час тому назад, с одного частного подворья, кажется, на снегоходе…

– А Шубин? Он что же, ничего не видел?

– В том-то и дело, что нет. Они с другом побежали к воротам, а она осталась на крыльце. Все произошло в считанные секунды, они вернулись, а Юли нигде нет…

А за домом на дороге след, вроде как от снегохода, потому что больше ни на чем там не проедешь, снега-то сколько навалило!

– Ты бы подъехал, Крымов, – изменившимся тоном произнес Корнилов. – Боюсь, что ты прав…

– Сейчас не могу, у меня дело есть одно, а вот завтра утром буду у тебя. Поделюсь информацией. Жалко, что у тебя нет снегохода…

Крымов положил трубку и поймал настороженный взгляд Нади, внимательно следившей за каждым его движением и слушавшей каждое его слово. Она ревновала его к пропавшей Юле, но молчала, потому что понимала: подруге сейчас грозит опасность, а потому ревность неуместна. Во всяком случае, ПОКА.