После смерти Абдуллы-хана Узбека последовало много значительных событий. Шах Аббас, избавившись от своего главного врага, решил навести и упрочить порядок в делах своего правительства и государства, тем более что приблизительно в это же самое время умер в Константинополе султан Мурад III, его сменил сын Мухаммед III, который в момент написания этих страниц является султаном Османской империи. Таким образом, и на северо-западной, и на северо-восточной границах Персии внутреннее положение турок и татар давало возможность передохнуть от нападений, к тому же султан Мухаммед III высказывал пожелание, чтобы твердо выполнялись условия мирного договора, много лет назад подписанного его отцом султаном Мурадом III вместе с шахом Аббасом. Шах Аббас воспользовался мирной передышкой, чтобы возвести множество сооружений, которые он планировал, и в это же время он осуществил визит сыновнего почтения к могилам своих предков в Ардебиле. В это же самое время были обнародованы новые законы и основаны учреждения, и тогда же была перенесена столица из Казвина в Исфахан. Как мы уже говорили, Исфахан был главным городом провинции Ирак, которая прежде была Парфией и в то же самое время имела более удобное месторасположение, чем Казвин, так как огромный капитал вместе с растущим населением, таким, как сейчас, сосредоточился в центральных метрополиях Персии, и районы вблизи Исфахана, столь обширные и плодородные, были вполне способны прокормить все население новой столицы.

Пока мы отдыхали таким образом от военных трудов и устраивались в наших квартирах, Талим-хан стал вождем у узбекских татар, наследовав верховную власть после смерти своего дяди, вышеупомянутого Абдуллы-хана Узбека. Этот Талим-хан был юношей, жаждущим известности и славы, и он повел войну дальше, не имея мудрых советников, которые сдержали бы его честолюбивый пыл. Поэтому, собрав силы в 300 тысяч татар, он начал вторжение в Хорасан, где не было достаточного количества персидских войск, чтобы оказать сопротивление бешеным атакам налетчиков. Талим-хан вскоре захватил всю провинцию, разместив свою резиденцию в городе Герате. Шах Аббас тем временем устал от мира и, узнав об этих событиях в провинции Хорасан, немедленно послал Фархад-хана, тогда самого главного среди своих приближенных, дав ему 12-тысячную кавалерию, чтобы остановить татарский набег. Фархад-хан любыми средствами старался избежать атаки врага, но, поняв, наконец, что это невозможно и он находится лицом к лицу с татарскими силами, повернул назад и бежал. Шах Аббас, услыхав о такой трусости, был очень разгневан, но, соблюдая приличия, не показал испуга или видимого неудовольствия. Он собрал войско из 100 тысяч кавалеристов и решил выступить сам против Талим-хана; и в этой кампании я принял участие вместе с моим другом Аликули-беком — с тем, кто, как будет сказано дальше, впоследствии сопровождал меня в Испанию, где потом, приняв крещение, получил имя дона Филиппа Персии, — и обоим нам шах Аббас дал высокие должности в армии.

Когда персидские войска достигли границ Герата, шах Аббас, который все еще оставался в Исфахане, прискакал верхом и присоединился к ним, став во главе армии. Талим-хан, в юном рвении, жаждал открытого боя: он немедленно атаковал нас, и тогда шах принял вызов, хотя мы, персы, имели только 100 тысяч человек против 160 тысяч татар. В тот день, однако, удача сопутствовала нам, так как, начав великую битву против нас, татары поняли истинную цену того, как по-иному могут бороться наши командиры и солдаты, если ими командует лично их шах. Татары оказались совершенно не способными отразить наши атаки и повернули назад, спасаясь бегством, потеряв всю славу, которую они приобрели, и в то же самое время потеряв и господство над провинцией Хорасан. В своем беспорядочном бегстве они оставили своего предводителя Талим-хана, который попал к нам в плен и немедленно был казнен по приказу шаха Аббаса. Тогда мы освободили Герат, взяв в плен более 6 тысяч татарских солдат и вдобавок такое же число их женщин. Видя, что все его враги побеждены, шах отдал армии приказ вернуться в столицу Исфахан. Более того, он простил Фархад-хану его трусость и предложил назначить его правителем Герата, но Фархад-хан не изъявил желания принять назначение, так как он чувствовал себя более свободно среди интриг и скандалов двора, чем способным руководить провинцией и носить оружие. Фархад-хан, таким образом, освободил бы себя от этих обязанностей, но разгневанный шах, узнав о его отказе служить и вспомнив недавнее позорное поведение, незамедлительно приказал отрубить ему голову. Правителем Герата тогда был назначен Хусейн-хан Шамлу с гарнизоном в 40 тысяч персидских солдат; и, будучи удовлетворены и счастливы богатой добычей, мы все повернули назад, везя 24 тысячи отрубленных татарских голов и, кроме того, много пленных.

На обратном пути, однако, мы не пошли в Исфахан, так как приближенные и слуги шахского двора оставались с шахом, который пошел прямо в Казвин. Здесь некоторым из придворной знати поручили служить у принца Сефи-мирзы, самого старшего сына и престолонаследника шаха Аббаса; он родился от жены-грузинки, и в то время мальчику было около десяти лет. Было приказано затем сопровождать молодого принца в Исфахан, что мы и сделали, устроив его в подходящий дворец с услугами, соответствующими его рангу. Так прошли в Исфахане два года без каких-либо событий, о которых следовало бы упомянуть, и в конце этого времени пришли вести, что снова от неоднократных набегов турок начались беспорядки на наших северо-западных границах. Шах быстро решил этот вопрос, так как был не прочь разорвать мир с султаном Мухаммедом III, и своевременное прибытие неких англичан утвердило его в этом мнении.

Эти люди прибыли из Шотландии и через Венецию направились в Алеппо и Багдад, выдавая себя за турок. Согласно условиям существующего мирного договора (между Персией и Турцией с их вооруженной охраной), их остановили на границе у реки Чисир, где они делали вид, что путешествуют как турецкие купцы, — и так как они вполне говорили на этом языке, турецкий конвой отпустил их. Затем несколько персидских купцов, проходя мимо, перевели их через реку, а оттуда довели до Казвина, где и стало известно, кто они есть на самом деле. Прибыв из Хорасана, мы нашли этих людей уже ожидающими нас в Казвине, где, однако, шах Аббас не встретился с ними. Позднее им было дозволено пойти в Исфахан, где они были допущены ко двору и где царь дал им аудиенцию (его величество, как было сказано, до сих пор не видел их). И вышло так, что в свое время мы вместе с ними в составе посольства отправились в Испанию, но об этом подробнее будет рассказано в третьей книге нашего сочинения.

Дон Жуан Персидский излагает здесь причину своей поездки в Испанию и другие достопримечательные события, свидетелем которых он стал во время своего путешествия, а также рассказывает о своем обращении в христианскую веру, а позже и об обращении двух других персидских вельмож

в которой рассказывается о прибытии ко двору царя Персии двух португальских монахов, и о двух братьях-англичанах, и о том, как царь решил отправить посольство к восьми христианским правителям

Шах Аббас жил в мире, покое и довольстве, отдыхая в своих поместьях, наслаждаясь победами, одержанными над врагами и покоренными провинциями, когда к персидскому двору прибыли с посольством Мухаммед-ага[246], великий чавуш[247] султана Турции Мухаммеда III[248] в сопровождении свиты из трехсот владетельных особ и знати. Требованием султана было, чтобы шах Аббас послал своего сына Сефи-мирзу в Константинополь ко двору султана — престолонаследнику в то время было двенадцать лет — веселить и развлекать султана. Царь, зная по собственному опыту жестокие нравы османского двора, отвечал послу таким образом: царь в действительности только слуга своего сына, так как в Персии, когда рождается принц-престолонаследник, он номинально становится царем страны, поэтому он скорее сам отправится засвидетельствовать свое уважение его величеству султану и окажет честь его двору; но если будет отослан его сын, даже если он захочет послать его, придворные вельможи никогда не согласятся отправить принца.