- Ты же понимаешь, что, если в этом начнут копаться, а они начнут, стоит только дать делу огласку… я стараюсь тебя никогда и ни о чем не просить, но сейчас… Он мой сын, я не могу позволить ему сесть.

- Богдан - мой сын, и он может остаться калекой, - пожимаю плечами, чувствуя влажные дорожки слез на щеках, - что мне с этим делать, Саш?

- Мы найдем лучших врачей, клинику, все что угодно. Он встанет, я тебе обещаю. Медицина сейчас творит чудеса.

- И за это мы должны на все закрыть глаза.

- Не за это, Марина. Я помог бы ему в любом случае. Даже если бы Данька был тут ни при чем. Пойми меня. Прошу тебя.

- Я понимаю. Я правда понимаю...

- Марин, я знаю, что просьба…

- Хорошо. Я согласна. Но ты оплатишь любое лечение, любые клиники. Сделаешь все, чтобы жизнь Богдана стала прежней. Слышишь? Все!

- Конечно.

В больницу я вернулась потерянной. Не знала, что думать. Как нужно поступать в такой ситуации, что будет правильным? Это ужасно, вся эта ситуация кощунственна. Как с этим жить? Что думать, делать? В голове тысячи вопросов и ни одного ответа.

Сразу после разговора с Сашей Богдану назначили еще одну операцию, а врач, который должен будет ее провести, прилетел из Дрездена. Я надеялась на лучшее и старалась спрятаться от мыслей. В душе лишь теплилась надежда о том, что с моим Богданом все будет хорошо.

Доронин

- Где он? Оклемался?

Паша кивает, пропуская меня вперед.

- Да, пришел в себя.

- Он был обдолбанный. Обдолбанный в хлам. Какого хрена? Куда смотрит твоя охрана, Глеб?

- Александр Николаевич, за ним постоянно ездит хвост. Никто не думал, что он уедет из клуба на другой машине, мы его потеряли.

- Потеряли? Вы деньги за что получаете? Ты хотя бы представляешь, что я с вами сделаю, если с его тупой башки упадет хоть волос? Представляешь? Паша, переведи деньги в больничку, позвони Борисову, пусть тоже подтянется. Где этот гаденыш?

- Наверху. Как очнулся, заказал еды и сидит там безвылазно.

- Правильно сидит. Боится сучонок.

Взбегаю наверх, со всей дури толкая дверь ногой. Сынок, валяющийся на кровати, вздрагивает, подтягивается на локтях, а после, набравшись смелости и бравады, вырисовывает на своей роже усмешку.

- Смешно тебе? Смешно?

Пересекаю комнату, подцепляя его за шиворот.

- Ты что наделал? Совсем мозги прокурил?

- Бать, я вообще не понял, че случилось-то?

- Случилось? Я тебе говорил, что убью, если узнаю про наркоту? Говорил?

- Да одна таблетка. Я ниче не делал. Руки от меня убери, больно!

Крепче сжимаю ворот его рубашки.

- Больно тебе, больно? – отшвыриваю его на пол. - Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Ты спровоцировал аварию.

- И что? Заплати, и все будет норм. Дай им бабок, пару штук, и все всё забудут.

- Пару штук? Ты в своей жизни и копейки не заработал. Пару штук! Ни копейки.

- Это и мои деньги. Все твои бабки и мои тоже.

- Твои? Паша! - ору на весь дом, и помощник мгновенно появляется в дверном проеме. - Вызывай ментов. Даня у нас решил сам отвечать за свои действия.

Паша хлопает глазами и медленно вытягивает мобилу из кармана. Сыночек подается вперед и резко замирает. В его тупой башке наконец-то начинает проклевываться росток мышления.

- Пап, ты чего? – сглатывает. - Ты что, ты меня посадишь? Меня?

- Рот закрой.

- Папа, я же не хотел, я не знал, что так выйдет. Пап, я же…

- Что? Что ты? Ты человека убил.

- Нет, я не мог… там же, нет. Ты шутишь. Я же… Паша, это правда?

Паша молчит. Смотрит Даньке в лицо, не проронив и слова.

- Я не хочу в тюрьму, я же…

- Прекрати ныть и приведи себя в порядок. Сидеть здесь и нос не высовывать, понял меня?

- Да.

- От того, как ты себя будешь вести, зависит, что с тобой будет дальше.

***

Через несколько дней, когда нервы натянуты до предела, гайки начинают медленно ослабевать. Марина отвечает на звонки, рассказывает, как она, что с Богданом, не уходит в себя, чему я очень рад. Самое ужасное, что может сейчас произойти, это ее отстраненность. Она должна говорить, ей нужно выговариваться.  То, что она чувствует ко мне, как относится, сейчас уходит на самый последний план. Мой сынок постарался на славу, ничего не скажешь.

Богдан задает все больше вопросов, и Маринка решила, что все ему расскажет. Она считает, что привести туда Даньку – идея плохая, я же уверен в обратном.

- Зачем нам сюда? – Данил, вышедший из машины, смотрит на здание больницы с явным недоумением.

- Извинишься.

- Перед кем?

- Перед тем, кого чуть не отправил на тот свет.

- Так он не умер?

- Нет.

- Ты мне соврал? Я все эти дни думал, что…

- Я не понял? Ты забыл, что помалкиваешь в тряпочку? Мне же послышались эти возмущения?

- Послышались, - убирает руки в карманы и идет следом.

Притормаживаю, пропуская его вперед. Смотрю на драные джинсы, кучу браслетов на руках, часы, которые ему подарили на пятнадцатилетие. За эти часы можно выкупить половину этой больнички. Толкаю сынка вперед, останавливая у нужной двери.

Данил вваливается без стука. Захожу следом, быстро фиксирую взглядом Богдана, после   – Марину. Она нервничает, сегодня должна была сказать Богдану, кто виновник, а кто оплачивает все лечение, потому что у парня быстро возникли вопросы.

Осматриваюсь в палате и перевожу взгляд на мальчишку.

- Может быть, стоит перевести тебя в немецкую клинику? 

- Спасибо, - расплывается в фальшивой улыбке, - без вас как-нибудь. Лучше сынку своему лоботомию сделайте. 

Данил, приклеившийся к окну, меняется в лице. Сейчас начнет огрызаться, я это чувствую.

- Да ладно тебе, не ной. Залечат твою ножку, - заглядывает в окно, - видок здесь так себе. 

Марина бледнеет.

- Вон вышел отсюда, - говорю громко, понимая, что идея была глупой, мой сынок не способен раскаиваться.

- Па, я же… 

- Пошел вон, в машине меня жди, щенок…

- Ладно, - фыркает, но уходит. 

- Прости моего сына, - смотрю на Марину.

- Я говорила, что это плохая идея…

- Извини, ты была права…

- Выясняйте отношения где-нибудь в другом месте, - Богдан прикрывает глаза, всем видом показывая, что представление окончено.