дали, почти у противоположного берега озера, черные точки — вражий дозор. Хотя всем было ясно, что суздальцы ушли, князь велел идти в погоню. Шли по следу, пока совсем не стемнело, лишь тогда Дмитрий понял — не догнать. Повернул людей обратно.

Володя, ехавший сзади, не мог спокойно смотреть на сутуло опустившиеся плечи брата, поравнялся с ним, сказал тихо:

— Митя!

Князь медленно поднял голову, лицо его было сурово.

— Да, братец, порой и стариков не худо послушаться, — и замолчал угрюмо.

Утром разведчики Семеновой сотни на лыжах прошли до того берега, были обстреляны суздальцами и, ни с чем вернувшись восвояси, донесли, что от того места, где вчера повернул князь Дмитрий, к стану суздальцев идет собачий след, теряющийся в прибрежных кустарниках.

13. СКВОЗЬ ВОЛОКОВОЕ ОКОНЦЕ

Дмитрий Костянтиныч, узнав о поимке пленника, велел привести его к себе, но, увидев Семку, помрачнел, отвернулся. Семена доставили во Владимир, посадили в подклеть [114] княжеского терема.

В первые дни Семен не в силах был отодвинуть забухшую дощечку, которой закрывалось волоковое окошко [115] в подклети, так и лежал во тьме.

Потом, когда бок немного зажил, Семка встал, с натугой отодвинул доску; в узкую щель окна ударило солнце, ярким золотом заблестела во мраке трухлявая солома Семкиной подстилки. Семен теперь целыми днями глядел в окно.

Первое время на воле было тихо, но однажды Семена разбудил колокольный звон. Парень, забыв про боль в боку, так и кинулся к окну, отодвинул доску.

По двору бегала княжья челядь, потом на красном крыльце распахнулась дверь, толпой вышли бояре. Семен понял — встречают князя.

Вскоре двор наполнился всадниками. Звеня кольчугами, надетыми по зимнему времени поверх полушубков, они соскакивали с седел, толпились вокруг крыльца. Бояре поснимали шапки, но Дмитрия Костянтиныча Семен увидел лишь тогда, когда тот взошел на крыльцо.

Был князь бледен, борода не чесана. Быстро сквозь расступившуюся толпу бояр прошел он в сени.

Двор опустел, а над городом грозно нарастал гул колоколов. Вдруг вплотную к стене, заслонив на мгновение свет в окошке, прошел какой–то человек, за ним другой, третий…

Семка увидел, что и еще какие–то люди, одетые просто в армяки, в нагольные тулупы, лезут через тын, бегут к воротам.

Княжьи воины перечить не посмели, ушли в терем.

Люди отвалили дубовые засовы. Ворота распахнулись. Во двор ворвались толпы народа. Семен вплотную прильнул к окну. Из толпы кричали:

— Не хотим, чтобы Митрий Иваныч град приступом взял!

— Князю что, он в Суздаль сбежит, а нас москвичи на щит возьмут [116] — разграбят!

— Не хотим!

— Пусть князь подобру–поздорову убирается вон из града!

— Потягался с Москвой, хватит!

— Истинно! Кобыла с волком тягалась, ин хвост да грива осталась!

Все злее, настойчивее нарастал шум.

— Пущай уходит из Володимира! Не хотим Митрия Суздальского!

Терем притих, как вымер, и лишь когда толпа, разметав стог, стоявший за княжеской конюшней, потащила к терему охапки сена, грозя запалить хоромы, на крыльцо вышел князь. Хотя и был Дмитрий Костянтиныч в златотканом княжом плаще, застегнутом на левом плече серебряной пряжкой в виде львиной головы, но простоволос и скорбен.

Горожане затихли, многие поснимали шапки.

— Не рано ли отрекаетесь от меня, володимирцы? Не рано ли, Митьке Московскому в угоду, на меня посягать вздумали? Я еще…

Удар по уху откинул Семку от окошка. Княжеский тиун стоял над ним, мрачно насупясь.

— Вяжи его!

Когда холопы начали скручивать Семену руки, он сказал:

— Чего меня вяжете? Куда я из подклети сбегу?

Тиун в ответ ударил его в лицо:

— Не век те тута гнить. Князь тя за собой тащит.

Сплюнув кровь себе на бороду, Семка через плечо сказал:

— Вяжите меня крепче, робята. Одно вам осталось. Видать, наклали вам наши… — И по тому, как остервенело заругался тиун, как еще туже затянули путы, Семен понял: Дмитрий Суздальский разбит и бежит с великокняжеского престола.

14. СТОЛЬНЫЙ ГРАД ВЛАДИМИР

Отзвонили колокола стольного града Владимира. [117]

Сел на великокняжеский стол князь — отрок Дмитрий Иваныч, а потом уехал в Москву, и ныне тишь и скука повисли над столицей Руси. Да полно, правда ли, что Владимир — столица русская?

Не призрак ли это, в лесных туманах почудившийся два века тому назад князю Андрею Боголюбскому? Не во имя ли призрака князь Андрей ушел на север, забыл, покинул древнюю славу нашу — Киев–град? Не во имя ли призрака пытался Андрей наложить свою тяжелую десницу и на Новгород Великий, да не вышло: наломали новогородцы бока великому князю Владимирскому.

Что вписал Владимир в летопись русской славы? Чем помянуть его? Традициями ли вольности вечевой, подобно Господину Великому Новгороду? Богатырством ли и воинской доблестью, подобно Киеву, который грозен был для степных хищников, который грозен был и вселенской столице — Царьграду.