– Вот послушай. Я уж знаю – скучно не будет. Азаскучаешь, значит, полный ты мудила и ни хуя не петришь в биологиимолекулярной, а заодно и в истории моей жизни. Вот я перед тобой –мужик-красюк, прибарахлен, усами сладко пошевеливаю, «Москвич» у меня хоть истарый, но ни хуя себе – бегает, квартира, заметь, не кооперативная и женаскоро кандидат наук. Жена, надо сказать, загадка. Высшей неразгаданности итайны глубин. Этот самый сфинкс, который у арабов, – я короткометражкувидел, – говно по сравнению с нею. В нем и раскалывать-то нечего, еслиразобраться. Ну, о жене речь впереди. Ты помногу не наливай, половинь. Такзабирает интеллигентней, и фары не разбегаются. И закусывай, а то окосеешь и непоймешь ни хуя.

Короче говоря, после войны освободился я девятнадцати лет,тетка моя меня в Москве прописала – ее начальник паспортного стола ебал прямона полу в кабинете, – и месяц нигде не работал, не хотел. Куропчилпотихоньку на садке, причем без партнеров, и даже пропаль спульнуть некому. Искусство!Видишь пальцы? Ебаться надо Ойстраху: мои длиннее. И, между прочим, потому чтоя завязал, чуял я этими пальцами, что за купюры в лопатниках или просто вкарманах. Одними пальчиками брал и ни разу не ошибся. А сколько таких парушек,которые за рупь горят или за справку из домоуправления, которые они, фраера,тянут как банкнот в мильон долларов, сколько сил тратят, на цыпочкахбалансируют, вытягивают, а их за жопу и в конверт. У нас не считается, сколькоспиздил, главное – не воровать. Ну ладно, куропчу я себе помаленьку. Маршрут«Б» освоил и трамвай «аннушку». Карточки, заметь, не брал. А если попадались, яих по почте отсылал или в стол находок перепуливал. Был при деньге, женитьсясобрался. Вдруг тетка говорит:

– Сосед тебя в институт к себе берет. Лаборантомбудешь. И завязывай, все одно погоришь. Скоро срока увеличат. Мой сказывал, а унего брат на Лубянке шпионов ловит. Все знает прямо от Берии.

И правда, указ вышел: от пяти до четвертака. Я перебздел. Ивезло мне что-то очень долго. И специальность получить хотелось. Но работать яне любил. Не могу и все. Хоть убей. Пришлось идти в институт к соседу, всеж-таки, потому что примета такая: если перебздел – скоро погоришь. С соседомэтим по утрам здоровались, он в сортире подолгу сидел, газетой шуршал исмеялся. Воду спустит и хохочет. Ученые, они все авоськой стебанутые. По-моему,он тетку тоже ебал, и в общем, устроился я в его лабораторию. Фамилия его былаКизма. Нацию не поймешь, но не еврей и не русский. Красивый, но какой-тоусталый, лет под тридцать.

– Будешь, – говорит, – реактивы носить, опытыпомогать ставить, захочешь – учиться пойдешь.

– Нам, – говорю, – татарам, одна хуй. Чтоебать подтаскивать, что ебаных оттаскивать…

– Больше чтобы мата не слышал.

– Ладно.

Неделю работаю, таскаю хуйни всякие, склянки мою, языккакой-то солью обжег и дристал четыре дня подряд. Думал, соль – поваренная, аона, падла, химическая была. Бюллетень не брал, однако. А то в жопу минометвставлять будут, как в лагере. Ну уж чернил пузырек я уделал, чтоб на этап северныйне идти… В общем, работаю. Оборудую новую лабораторию. Микроскопов до хуя иприборов, моторов и так далее. Вдруг надоело. Я даже нашалил. У начальникакадров лопатник на «скулы» увел, ради искусства своей профессии. И, еби твоюмать, что тут началось! Часа через полтора взвод в штатском приехал, изинститута никого не выпускают. Генеральный шмон, и разве что в жопу незаглядывают. А все из-за чего? Я с лопатником пошел срать, раскрыл его – денегнет. Одни ксивы, то есть доноса. И на моего Кизму тоже. Дескать, науку хуйзнает куда отодвигает, на собрании не поет, не хлопает и включает легкую музыкусоветских композиторов. Опыты его направлены против человека, который звучитгордо, и поэтому косвенно расшатывают экономику. Понял? Четвертаком завоняло. Пятьдесятвосьмой. Но я их не люблю. Чужими жопами жопу подтер. По ним получалось, чтовесь институт – сплошной заговор осиного гнезда, а значит и ты в том числе? Акизмов донос я из сортира вынес. Лопатник расписал на части и в унитаз бросил.Дверь кто-то дергает, орет и бушует. Я вышел, объяснил, что химией обхавался ичто дверь – не зуб, не хуя ее дергать.

– Смотрите, – говорю Кизме, – ксивота на вас.

Он прочитал, побледнел, поблагодарил меня, все понял и хуякбумажку в мощнейшую кислоту. Она у нас на глазах растворилась к ебене бабушке.

Тут меня вызывают, вернее, дергают. Я, разумеется, не всознанке.

– Не такие, – говорю, – портные шили мне делаи то они по швам расползались на первой примерке.

– Показания есть, что сзади в очереди терся. Может,старое вспомнил?

– Ебал я эти показания. Много хоть там денег было?

– Денег совсем не было.

– На такое говно никогда бы не позарился.

Штатские смеялись. Отдохнули, видать, с моим простым языкоми отпустили.

Назавтра говорю Кизме, что работать не буду. Принципиально –я не рабочий, а артист своего дела. «Я, – говорю, – на тахте лежать ичитать литературу люблю». Тут он странно на меня так посмотрел и, главное,долго, – и начал издалека насчет важности для всего человечества евоннойнауки – биологии, и что он начинает опыты, равных которым не бывало. Однимсловом – эксперимент. И я ему необходим. И что работа эта благодарная,творческая. Но самое интересное, что она и не работа, а одно удовольствие,причем высокооплачиваемое. Только без предрассудков к ней отнестись и с мысльюо будущем человечества. Он чаще всего на него напирал.

– Слушай, сосед, – говорю, – не еби ты мнемозгу, о чем речь-то?

– Ты должен стать донором.

– Кровь, что ли сдавать?

– Нет, не кровь.

– А что же, – смеюсь, – говно или ссаки?

– Сперма нам нужна, Николай, сперма.

– Что за сперма?

– То, из чего дети получаются.

– Какая же это сперма? Это малофейка. Малофья,по-научному.

– Ну, пусть малофья. Сдавать для науки. Только непугайся. Позорного ничего в этом нет. Кстати, полнейшая тайна тебе гарантируется.

– А что ты не сдаешь? – подозрительно спрашиваю.Он нахмурился.

– Могут обвинить в выборе объекта по родственномупризнаку. Давай, соглашайся!

Тут я сел на пол и давай хохотать. Ни хуя себе работка! Чутьне обоссался, и аппендицит заболел.

– Ржешь как болван. Сядь и послушай, для чего нужнатвоя сперма.

Шутки шутками, я прислушался, и оказалось, что план у Кизмытаков: я дрочу и трухаю, что одно и то же, а малофейку эту под микроскопомизучают. Потом пробуют ввести ее в пизду бесплодной бабе и смотрят, пропадетона или нет. Тут я его перебил насчет алиментов, в случае чего.