его подбородок. Глаза яростные от гнева на того, кто вознамерился насильно присвоить себе девушку. Сине-фиолетовые, невероятные глаза незнакомца не оставляли уже сомнения. Это был тот! Кто открыл двери Храма два года назад в ночь встречи с ушедшими предками. Правда, серебряного одеяния на нём не было. А вот бородка была. Значит, он точно не высокорослый мальчик, а зрелый мужчина. А ботинки те же самые. Здоровые. Как и он сам.

Капа ползком залез за пень, а потом уж и поднялся. Пиджак был в листьях и грязи. Он стал его отряхивать. Вероятно, он и сам уже ужасался тому, что настолько утратил ум. Лицо его было растерянным, напуганным, так что он и на себя, важного, нисколько уже не походил. – Попутал супротивник, зверь утробный овладел моим умом, – так он и сказал, непонятно к кому обращаясь. – Сам я себе поражаюсь… Ива! Я не хотел так… Я не понимаю, зачем я так….

Человек – незнакомец теребил своё ухо. Потом он отчеканил, но без особого выражения, отрывая каждое слово в предложении одно от другого тем, что делал между словами паузу. – Проси. Прощение. На колени. Встань. Пусть она. Тебя ударит. Если захочет. Пусть она. Решит. Что делать. Дальше. Ты – подлый зверь. Не человек. Я мог бы. Тебя убить. Без жалости. Но я не зверь. Твоё счастье.

– Ива! – возопил Капа, – я не понимаю, что творил! – Вопль его не был воплем страха. Он действительно пришёл в себя. – Бабка чего-то намешала в свою вишнёвую наливку! Я и пригубил-то чуть-чуть. Ты же знаешь, я дурь не пью никогда. Я человек серьёзный. Прости меня, моя белая уточка! – он подходил с опаской. На колени так и не встал, – Ударь меня! Я заслужил, – и он нагнул голову перед Ивой.

– Наливка? – переспросил незнакомец, теребя себя за мочку уха. – Алкоголь? Ты болен? Ты почему. Не лечишься? – он пристально, властно, но без угрозы смотрел на Капу. – Ты знаешь. Его? – повернулся он к Иве. Она тонула в его дивных глазах, ярчайших и блестящих как… Сравнить даже было не с чем.

– Он… Да. Знаю. Он больше так не будет. Не бей его.

– Разве я бил? Бей ты.

– Эх, Капа. Хотя я и не любила тебя, но уважала. А теперь? – Ива лишь для вида легонько стукнула Капу по загривку. – Уходи. Пусть он уйдёт. Он уже никогда так не поступит. Я знаю, – обратилась девушка к незнакомцу. Ей уже было жалко несостоявшегося насильника и кандидата в невозможного возлюбленного. Незнакомец в смешной короткой рубашке выглядел, тем ни менее, величаво. Он смотрел куда-то поверх их голов, думая о чём-то своём или что-то там высматривал, прислушивался к чему-то. Потом он опять впился в Капу глазами как жалами, так что Капа заметно покачнулся.

– Девушка – ребёнок. Как ты мог. Алкоголь не оправдание. Насилия.

– Ива, верь, что я заглажу свою вину. Давай я отвезу тебя домой через реку. Кто ещё тебя и отвезёт. Приходи к Храму. Я буду там. Не хочешь, чтобы я отвёз, так пошлю с тобою любого другого работягу. Как раз ремонтные работы идут в Храме. Пошли. Ты же не останешься с бродягой одна в лесу? – И понимая, что она с ним не пойдёт, он не знал, что ему делать. Оставлять её наедине не пойми с кем? Он уже забыл, что только что сам был для неё нешуточной угрозой.

– Она же сказала. Тебе. Уходи! – незнакомец двинулся к Капе. Ива неожиданно тронула странного бродягу, на бродягу ничуть не похожего, за рукав рубашки. Рубашка была… Как могло такое быть?! Это была рубашка её отца Ясеня. Не узнать её она не могла. Вот и дырочка на кармашке прожжённая, когда горящий уголёк из печки отлетел, и отец вскрикнул от неожиданности. И рукав, заштопанный матерью тёмно-синими нитками, а рубашка более светлая по тону. Он вдруг улыбнулся Иве, и её ослепили его зубы, его открытая доброта. Он вовсе не беспощаден, как прикинулся только что по отношению к Капе.

–Тут что? Поют, пляшут. Тут праздник? – Как-то постепенно его речь теряла обрывистость, становилась более связной.

– Праздник прощания с летом, – ответила Ива. – Пусть Капа уйдёт.

– Капа? Имя? Его?

Ива кивнула. Капа, поняв, что его отпускают, и наказания не будет, помчался в глубину леса, чтобы окольными путями выбраться к большой реке, к Храму Ночной Звезды, рядом с которым и стоял дом, где он жил со старым магом Вязом.

Тропа, уводящая от немилостивой судьбы

Ива топталась и не знала, что делать, куда идти. И потихоньку направилась в сторону речушки, где и было перекинутое с берега на берег упавшее дерево.

– Ты знаешь. Негодного человека? – спросил незнакомец, – Как он мог? Если вы знакомы? Ты юная. Почти ребёнок. Он старше. Мерзавец! – незнакомец поморщился.

– Почему ты говоришь так странно? – спросила Ива.

– Да? Звучит странно? Заметно? Но скоро. Будет обычно. Звучать. Моя речь. Я пока плохо. Могу воспроизводить. Вашу речь.

– Нашу речь? А какая же речь у тебя?

– Я. Из другой страны. Так тебе понятно?

– Из другой? Из той, что за океаном? Знающие и посвящённые в те или иные тайны нам рассказывали, что люди с другими лицами попадают к нам. Что где-то уже есть секретная скоростная дорога на опорах, проложенная через сам океан. И кто-то доставляет к нам для всякой работы в «Города Создателя» чужих людей. У них бронзовые по своему цвету лица, а волосы похожи на красные листья осеннего клёна. Их ставят на руководящие должности, поскольку они без жалости и сочувствия угнетают наших людей. Отец мой знает. Он же строит дорогу на опорах. Другие имеют лица несколько желтоватые, волосы сизо-чёрные. Но не от болезни так. Они просто другие. Они тихие и работящие, ни с кем никогда не ссорятся и работают с нашими рабочими там, где очень трудно работать. Раньше все удивлялись. Но теперь их стало появляться всё больше в «Городах Создателя». Никто уже не удивляется. А ты точно такой же, как наши парни. Только очень красивый, – выпалила она неожиданно.

– Я? – он улыбался, – ты так находишь? Что такое «Город Создателя»? Ты же так сказала.

– Это Город, построенный Создателем. Нас туда переселили. Я оттуда. Мой отец – строитель дороги на опорах, – не без гордости повторила она. Откуда и почему взялась эта гордость за себя, она не понимала. Но как-то хотелось подчеркнуть ему свою значимость.

– Кто он? Создатель? Ты видела? Его?

– Его никто и никогда не видел. Он же Создатель. Люди не могут