– Почему не ходила? – настойчиво спросил он, почти касаясь губами её уха.

– У меня были важные дела. – Бану решила напустить на себя солидности.

– Надеюсь, ты не вышла замуж?

– Да, конечно, вышла и уже успела развестись.

– Кто этот счастливый?.. Несчастный?

– Несчастный, потому что женился на мне, а счастливый, потому что развёлся?

– Ага, – Веретено немного посоображало. – А, не, наоборот. Ну и шутки у тебя. Ладно, не хочешь говорить – и не надо.

Бану грелась в исходившем от него тепле, она видела каждую маленькую искорку на его безупречной коже, его шея маячила перед ней, подобно Вавилонской башне, тёмные губы – капризно поджатая нижняя и верхняя, нахально вздёрнутая, – манили и дразнили, и Бану поняла, что хотела бы жить в те простые времена, когда завладеть объектом своей страсти можно было с помощью удара дубиной по голове и нескольких преданных соплеменников. С полсотни пар глаз были устремлены на них, и Бану всей душой, если только она у неё ещё осталась, ощущала одиночество, от которого эти люди мечтали избавиться, они бежали навстречу друг другу, и сталкивались, и смотрели друг другу в лицо многозначительно, но никто не мог придумать ни слова, чтобы выразить себя, и так же молча они расходились. «Я во главе их. Будь я настоящим мужиком – прямо сейчас шепнула бы Веретену на ушко: я вас люблю. Может он закричал бы – «уйди, противная, как тебе не стыдно», или, сконфузившись, ответил бы – «мне очень приятно, но давай ты больше не будешь упоминать об этом». Но, чёрт возьми, я бы дерзнула, пусть даже потом мне было бы гораздо горше и тяжелее, чем тем, кто не дерзнул, и, по крайней мере, на смертном одре я бы не упрекнула себя за упущенные возможности! Прочти же это в моих глазах, видишь, какие они красные, в них все сосуды полопались от бесконечных слёз!»

У стены, прислонившись к плакату с международного фестиваля сальсы, стоял Кафар, который, как всегда, почему-то не танцевал.

– Куда ты смотришь? – ревниво спросило Веретено.

– Там Кафар.

– Кто? Кафар? – Его лицо застыло, чёрные глаза обратились внутрь себя, и он сбился с ритма, в смущении остановился, отстранив Бану. Она снова поискала Кафара, но тот куда-то делся.

– Урок окончен! – гаркнуло Веретено и придержало за руку Бану, которая хотела уйти от него как можно дальше. – Где ты видела Кафара? – Он понизил голос до волнующих частот.

– Он стоял там, в углу, – показала ничего не понимающая Бану.

– И как он выглядел?

– Красивый, как обычно.

– Красивый, – тупо повторило Веретено, и взгляд его остекленел, как всегда, когда он пытался думать. Руки Бану он так и не выпустил, даже когда она робко пошевелила пальцами, щекоча его горячую ладонь. – Останешься?

И Бану осталась, думая, что ей опять придётся терпеть какого-нибудь с трудом шевелящегося новичка, но Веретено так и не выпустило её из рук до самого конца. Когда урок закончился его обычными словами «С вами хорошо, без вас скучно» и объятиям пришёл конец, Бану по дороге в раздевалку чувствовала себя так, словно ей ампутировали часть тела, причём любимую часть.

– Так всё и было. – Бану закончила свой беспорядочный рассказ, похожий на исповедь психопата, и Лейла покачала головой:

– Может, он всё-таки испытывает к тебе какие-то чувства?

– О да, – саркастически воскликнула Бану. – Я даже знаю какие. Безразличие и наплевательство.

– Почему тогда он так себя вёл?

– Чтобы вселить надежду, будь она проклята. Нет на свете чувства подлее и вреднее надежды.

– Да, она мешает нам двигаться вперёд.

– Вот именно. Вечно пережёвывать одну и ту же мечту, как корова, не терять надежды, даже если тебе уже сто лет и ты скоро сдохнешь, и упускать миллионы других возможностей… Найти бы ту тварь, которая научила людей надеяться!

– Так можно далеко зайти. В конце концов ты захочешь отомстить Прометею за то, что дал людям огонь.

– С ним уже поквитались, – отрезала Бану. – А я… Единственное, что я могу сделать, – так это не позволить себе надеяться.

– И правильно! – угодливо поддакнула Лейла. – Веретено никогда тебя не полюбит, оно не способно любить никого, кроме себя!

– Иди к чёрту! – заорала Бану. – Ты его совсем не знаешь!

Субботу Бану и Лейла отмечали в пабе Finnegans, где отдыхали после работы в море трудяги-иностранцы и куда приходила местная юная интеллектуальная элита, не опасаясь, что здесь её разговоры будут подслушаны кем-то значительно менее интеллектуальным. Усевшись в дальний угол за массивный деревянный стол, подруги обозревали оттуда просторный зал с высокими сводами, отражавшими оживлённый гомон, и потягивали пиво, которое заказали из бунтарского чувства, хотя и не особенно любили его.

К ним, против всякого ожидания, но с их милостивого согласия, подсели двое приличных с виду парней: один, дюжий рок-музыкант с длинными волосами, примостился со своими тарелками возле Лейлы, второй, бакинский яппи, светловолосый и красивый, очень гордившийся тем, что его все принимают за англичанина, даже сами англичане, уселся рядом с Бану. Завязалась неторопливая беседа, говорили в основном о музыке. Яппи старался блеснуть остроумием, а Бану сидела с отрешённым видом и бледным лицом. Ни одна фисташка не лезла к ней в горло. Она думала о Веретене. Лейла, напротив, ела с таким аппетитом, словно полдня гонялась с арбалетом за тем животным, которое подали к столу.

– Бывают в жизни такие моменты… – многозначительно начала она, и все замерли, ожидая какого-то откровения, – когда я много ем, – неожиданно заключила Лейла. Бану захихикала. – Сегодня мы ходили в морг. Второй раз за семестр, представляешь, какие уроды?! А старший курс каждый день ходил!

Яппи брезгливо поморщился.

– Тебе нравится ходить в морг?

– Конечно! Сегодня нам показывали голову в продольном разрезе. – Глаза Лейлы радостно заблестели, и она обмакнула картофелину фри в острый соус.

– Круто, – оценила Бану и тут же представила себе голову Веретена в продольном разрезе. Без мозгов.

Затем разговор за столом плавно перекинулся на «вечные» темы.

– В стране, где нет официального разделения на классы, – с умным видом заговорил рок-музыкант, – каждый считает себя лучше других. Поэтому, вот если вы обратили внимание, в последнее время парочками почти не ходят. Я имею в виду, что парни гуляют с парнями, а девушки с девушками. У меня у самого столько знакомых хороших, умных ребят, которые никак не могут найти себе девушек, потому что считают, что кругом все девушки ограниченные и хотят только денег. А ещё у меня до кучи знакомых девушек, все умницы, красавицы и хотят любви, но вокруг же все парни тупые и хотят только денег… Почему так получается?

– Потому что наше поколение унылое и дохлое. – Бану подняла наконец глаза от пиалы с фисташками. – Интернет нас доконал. Нам интереснее пялиться на снимки еды в Инстаграме, чем заниматься любовью. То есть не нам, а вам.