Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корделия тяжело сглотнула. Какого черта она его оправдывала?
— Баиньки? — спросил Берт заплетающимся языком, словно прочитав ее мысли.
— Вам с конфузом пора спать, — не удержалась Корделия.
— Ну почему сразу с конфузом? — лениво возмутился он. — Я предпочитаю для него другие имена.
— Осмелюсь спросить, какие именно? — едва слова слетели с языка, как ей захотелось отвесить себе подзатыльник. Она буквально провоцировала Берта.
— Крейсер, например. Или истребитель, — пожал он плечами.
— Истребитель? — хмыкнула Корделия. — Истребитель чего? Удовольствия?
— Фу, какая ты злая, — Берт укоризненно покачал головой. — Плохо, куколка, очень плохо быть такой.
— А как по мне — отлично. Теперь осталось отвести тебя к кровати так, чтобы ты не грохнулся и не напряг ногу, — Корделия ногтем указательного пальца почесала висок. — Лучше, конечно, было разминать ее в спальне.
— Что ж… главное вовремя предложить, да? — вздохнул Берт.
— Вот и предложил бы, — она поняла, что оказалась перед необходимостью помочь ему. В прошлый раз, поднимаясь самостоятельно, он вообще упал на пол. — Ладно, доведу тебя, так уж и быть.
На удивление Берт не возражал.
Вяло переругиваясь, они наконец добились того, чтобы он поднялся. Встал, опираясь на один костыль. К сожалению, Корделии пришлось стать «вторым костылем».
Приблизительно через пару секунд стало ясно, что близость Берта — наименьшая из ее проблем, а наибольшая — его вес и рост. Плечи Корделии оказались как раз у него подмышкой, что было удобно для него, но ужасно для нее. Стоило им сделать первый шаг, как Берт не выдержал.
— Ой! Больно же. Может, не надо? — предложил он. — Посплю на диване.
— Нет уж, — пропыхтела Корделия. — Зря я тебя что ли поднимала? И не ойкай мне тут. Не тебе одному тяжело. Как девица, ей-богу.
— Ничего не девица, — фыркнул Берт. — Я — мужчина. Добытчик. Самец. Воин.
— И что же ты добываешь, самец? — любезно осведомилась она.
— Пока что не добываю. В данный момент я достаю. Тебя.
Далее им стало не до перепалки. Каждый шаг был настоящим испытанием.
Минут через пять они остановились у кровати и задумчиво посмотрели на нее.
— Прямо как в горах, — заметил Берт. — Спуск сложнее подъема.
— Давай тогда медленно…
Он повернулся спиной к кровати. Только Берт начал опускаться, как костыль заскользил по полу. Естественно, Корделия не смогла удержать огромное мужское тело и начала заваливаться следом за ним. За неимением иных вариантов, Берт просто рухнул на матрас, утянув ее за собой и уронив поверх себя.
— Кажется, я напряг не только ногу, но и всего себя целиком, — прошипел он.
— Молчал бы уж. Я словно коня перенесла, — застонала в ответ Корделия.
— Не коня, а жеребца! — ухмыльнулся Берт.
Корделия уже готова была снова уколоть его непомерное эго, как вдруг ее будто током пронзило.
Что она делает? Что они оба сейчас делают? Ведут себя так, словно их не разделяет пропасть мировоззрения, материального положения, воспитания и целей. Словно Берт не является солдатом и сыном своего отца, а она, Корделия, — лишь источником информации и условием сделки. Их совершенно ничего не объединяет. Ничего, кроме его стремления получить ответы и ее желания однажды все-таки вернуться домой.
Ей показалось, что ее окатили ледяной водой.
— Непременно нужно все опошлять? — не нашла она иных слов, чтобы выплеснуть раздражение на Берта и саму себя. — Или у тебя на уме только одно? — Корделия попыталась подняться, но стоило ей опереться ладонями на его грудь, как он молниеносно схватил ее за талию. Она взбрыкнула, безуспешно вырываясь из стального захвата. — Отпусти меня, — прорычала Корделия.
— Опошлять, говоришь, — тихо и твердо отчеканил Берт, и она неосознанно всмотрелась в его лицо, ставшее предельно серьезным. — Куколка, наша жизнь — дерьмо, но ты и сама это знаешь. Такова уж она, и изменить ее не в наших силах. Но мы можем находить в ней маленькие радости. Секс и юмор — две из них, и я не вижу причин не наслаждаться ими.
— Для нас это неуместно.
— Разве? Я знаю, что интересен тебе, — снова ухмыльнулся Берт.
— Ни черта ты обо мне не знаешь! — праведно возмутилась Корделия.
— Серьезно? — его ухмылка стала шире. — Признай, тебе же нравятся мои тупые шутки. У тебя даже есть чувство юмора, но ты почти никогда не смеешься, верно?
— Нет, — слишком быстро выпалила она.
— Верно. Смешливого человека видно сразу. Знаешь, что его выдает? Вот эти места, — оттолкнув костыль подальше, Берт кончиком указательного пальца коснулся уголка сначала одного ее глаза, затем второго.
Корделия дернулась, и он отпустил ее столь же внезапно, как и схватил. Берт поднял руки, насмешливо демонстрируя ей раскрытые ладони.
Буквально слетев с кровати, она чуть не упала, но быстро поймала равновесие.
— Знаешь ли, сложно шутить, когда тебя со дня на день могут убить или того хуже, — дрожащим голосом огрызнулась Корделия.
— В этом и заключается наше различие. Когда можешь скоро умереть, нужно жить. Если хочется смеяться — смейся. Если хочется смотреть на чей-то член — смотри!
Она ахнула от его неожиданного напора и начала пятиться к двери.
— Думаешь, я ничего не замечаю? Черта с два! Давай, сбегай, — отмахнулся Берт, закрыв глаза. — Запрись в комнате и думай о том, как все хреново.
Корделия пулей вылетела прочь и, громко хлопнув дверью, забежала в соседнюю спальню. Лишь там она остановилась, тяжело дыша.
Почему слова Берта ее задели? Корделия никогда не заводилась из-за беспочвенных обвинений. Так что же изменилось сейчас?
Глава 17. Приговор
Лишь когда на следующий день за Бертом захлопнулась входная дверь, Корделия решилась выйти из комнаты. Она не то чтобы боялась, скорее не хотела сталкиваться с ним. Но главной причиной было то, что Корделия отвратительно себя чувствовала. Глаза саднило. Желудок сводило от голода, голова кружилась. А саму ее шатало — от недостатка еды и сна.
Чтобы хоть немного прийти в себя, организму требовалось топливо. Не успела Корделия задаться вопросом, где здесь добыть еще еды, как щелкнул дверной замок. Она покрутила головой в поисках Паштета, которого, как назло, не оказалось поблизости. Видимо, пес решил, что раз хозяин вернулся, можно выключить режим верного сторожа.
— Привет, — показалось в дверном проеме знакомое улыбающееся лицо.
— Привет, Леший, — не желая упасть у него на глазах, Корделия ухватилась за спинку ближайшего кресла и глубоко задышала, обуздывая головокружение.
— Ты меня помнишь! — обрадовался он и вошел в дом, будто одним
