Едва выйдя, я увидел Матвейку с двумя моноциклами. Второй он отдал мне и без слов рванул вперед. Я последовал за ним – как оказалось, мы ехали к Марте. В лифте он развернул меня к себе и сказал:

– Как только тебя забрали, она свалилась. Врачи говорят, что это «лейба», жесткая форма, глаза у нее не открываются, пытались картинки проецировать прямо в мозг, не сработало. Она в коме и выглядит ужасно, может умереть в любой момент. Родители не знают о твоей причастности к вирусу. Если ты ее не спасешь, это будет значить, что либо ты не контролируешь своего демона, либо сам одержим им.

Марта лежала в стазисном поле, дыхание ее было слабым, но постоянным. Капельница, кислородная подушка, рембот. Серое лицо в красных крапинах прыщей. Зеленоватые ладошки. Выпадающие волосы на полу.

Наложив на нее руки, я призвал Лейбинта – и он сразу, в категоричной форме отказал мне в помощи.

– Ты не должен делить себя между ею и мной. Возьми наложниц, хоть сотню, хоть тысячу, но не живи с одной. А эту вообще забудь. И еще – помнишь, ты просил меня исчезнуть? Твоя молитва дошла до адресата, выкручивайся сам.

Я вышел из комнаты. Родители Марты даже не посмотрели на меня, Матвейка догнал у лифта.

– Ты не смог или не захотел?

– Я все сделаю, только чуть позже.

Расчет Лейбинта был прост: потеряв с девственностью возможность работы с классической магией, я стал привязан к нему – своему богу. Лучший момент для того, чтобы показать мне, кто в нашем тандеме главный, представить было сложно.

Я спустился в гараж, не обращая внимания на топающего сзади Матвейку, открыл его своим ключом, сел за стол и положил руки так, чтобы запястья чуть поднимались над столешницей – будто я работаю с ноутбуком.

Машинка проявилась на своем месте. Естественно, «святой-чудотворец» не таскал ноут с собой – он просто как бы вывел его за скобки реальности. Как только я, первосвященник, потребовал его обратно в том месте, где лаптоп-алтарь появился впервые, – он возник.

– Матвей, поможешь? Надо изгнать демона.

– Я не умею, – растерялся парень.

– Не важно, мне хватит того, что ты веришь в своего Господа, и Лейбинт для тебя враг. Не забывай этого.

Мой бог и покровитель почувствовал опасность за мгновение до того, как я вбил гвоздь в клавиатуру.

– Не делай этого! – Лейбинт возник рядом и замахнулся, чтобы ударить меня, но с другой стороны молился Матвейка. Он говорил с иным богом, пытался изгнать демона – как умел. Лейбинт замедлился, колыхаясь призраком.

Я расстегнул ширинку и помочился на ноутбук, оскверняя алтарь надежным, неоднократно проверенным способом.

Сразу после этого я почувствовал себя очень старым, очень усталым и очень глупым.

– Это обязательно было делать? – поинтересовался Матвейка. – Воняет ведь.

В тот же день весь мир чудесным образом исцелился от «лейбы». Марта еще два дня не могла ходить, но быстро поправлялась. Через родителей она передала мне, что видеться со мной не будет. Не может и не хочет.

Рыжий доказал Рогеру и Костылю, что я их просто использовал, и они дружно обиделись на меня.

Безымянный следователь, похожий на Винни-Пуха, несколько раз встречался со мной, пытаясь понять, опасен ли я. Он бы наверняка уничтожил меня, но то ли полномочий не хватало, то ли сработали созданные мною амулеты.

Глафира Владимировна с его подачи отправила меня в Суворовское училище – я не сопротивлялся.

Винни-Пух довел меня до чугунной решетки на Садовой улице Санкт-Петербурга и сказал:

– То, о чем мы договорились в первый раз, пошло в ход.

Тогда я убеждал его, что меня можно контролировать. Для этого достаточно всего лишь создать второго клона на основе моих костей, вырытых археологами.

Якобы я не пойду против людей, у которых есть точное подобие меня. Абсолютное подобие. Он так и не понял, что я сохранил разум и память человека из давно забытых времен.

Да, я потерял свою магию и потерял магию забавного злого божка, но я могу жениться и завести детей. А еще скоро родится человек, который в три года начнет вспоминать себя и к десяти полностью сформируется как личность. Это будет еще один Шаман, и с ним я всегда найду способ договориться, его магии хватит на двоих, а у него будет надежная семья.

На новом месте в Суворовском мне приснился сон, по всем канонам вещий, хотя и непонятный. Я общался с богом – изящным, модно одетым блондином, у которого вместо глаз, ноздрей, ушей и кончиков пальцев были разъемы, антенны, глазки передатчиков разных форматов – и это отнюдь не портило его. Он все равно казался прекрасным – впрочем, меня это не могло удивить, божественный ореол именно так и работает.

Он желал, чтобы я вставил в себя как можно больше электроники – сердечные, глазные, ушные, ножные и ручные протезы, все с выходом в Сеть – а я соглашался и ставил за это ценой весь мир.

А потом я становился владыкой мира, и мой собеседник хохотал, утверждая, что я мог бы получить всю вселенную, о которой теперь знает каждый мальчишка, а я как дурак довольствуюсь нищенской планетенкой под названием «Земля»…

Наладчик появился утром.

Швеи маялись бездельем, головной болью и вяло, больше для приличия, злословили про соседнюю бригаду. На самом-то деле никто в цеху ни с кем не враждовал. Никто не завидовал чужому счастью – ведь и счастья-то особого не водилось, а горе еще недавно было одно на всех: война.

Нинка, сидя под окном, вышивала красную птицу – заказчик захотел птиц по рукавам платья невесты: льняного, отбеленного, зауженного в талии. Татьяна покачала головой: Нинка совсем выросла, вытянулась, но и округлилась, где надо, года через три свадебное платье понадобится ей самой. Сдвинув косынку на лоб – кудри, еще не седые, буйные, все норовили выскочить – Татьяна заправила шпульку в машину и вздохнула. Тут же закашлялась: пыль здесь везде. Их слишком много в одном цеху, сидят чуть не на головах друг у друга. Одно помещение повредило при бомбежке, другое пришлось отдать под госпиталь – вот уж, вроде, и войны нет, а след ее все тянется, норовит прорваться то криком, то стоном из-за перегородок. Хорошо хоть, подвернулась эта свадьба, заказчик с деньгами – видать, большая шишка. Наворовал, небось, нажился на людском горе. Но Татьяне, как и остальным, было все равно, откуда деньги. Главное, чтобы они достались им. Хотелось жить. Хотелось есть, одеваться, покупать модные туфли, ходить в кино. Хотя бы изредка. Вон Шурочка, чуть постарше Нинки, все уши прожужжала своим кино, не хуже швейной машинки: жених обещался сводить в субботу. Ждала, словно Нового года.

Когда вошел наладчик, швеи, как по команде, повернули головы: хоть какое, а развлечение. Только Нинка не взглянула: не интересен он ей, невзрачный мальчишка, узкие плечи, пепельно-серые волосы, сам тоже какой-то серый и ходит, ей казалось, боком. Не то подволакивает ногу, не то просто стесняется. Стесняться, впрочем, было чего: женщины разглядывали его так, словно норовили вытряхнуть не только из брезентового комбинезона, но и – из кожи, отделить мясо от костей, а сами косточки пересчитать и разложить ровно в ряд. При этом каждая вторая думала: где-то сейчас мой сын? Где-то сейчас мой муж, или отец, или жених… Это Шурочке повезло: ее ненаглядный вернулся одним из первых. Да и воевал всего полтора года: молодой, двадцати еще нет. С фронта возвращались и продолжали возвращаться, но ждали еще многих. Кого-то уже не дождутся: вон, бабка Надя вся высохшая сидит, как старая ветла во дворе фабрики: у нее погибло трое сыновей и муж. Но она хотя бы знает, что нечего ждать, не на кого надеяться, а Татьянин муж, Нинкин отец, пропал без вести. Жив ли он? Цел ли он? Может, в госпитале, без памяти, без ног, или в плену – и не увидят они его больше?