На коленях у меня лежала книга, но сосредоточиться на чтении я не могла. В витрине напротив я видела свое отражение – неподвижна, одета в темное, в темных очках. Я ждала. Думала о том, что уже произошло, и о том, что еще, может быть, произойдет. Взвешивала в последний раз все «за» и «против» моей авантюры. Пути, откуда возврата не будет.

Рыжий Ус появился в назначенное время. На нем была его всегдашняя замшевая куртка и голубая – под цвет его полуневинных глаз – рубашка без галстука, бежевые вельветовые брюки. Сел за соседний столик, заложил ногу за ногу. Я невольно засмотрелась на его английские башмаки – старые, но очень ухоженные и сияющие глянцем.

– Славный денек, – сказал он, не глядя на меня.

Я не ответила. И так мы посидели минутку молча, разглядывая прохожих. Когда появился официант, Рыжий Ус заказал чашку кофе и выпил его без сахара, одним долгим, медленным глотком. Потом вытер рот бумажной салфеткой и благодушно откинулся на спинку.

– Как поживает Тощая Рожа? – спросила я.

И услышала тихий смешок сквозь зубы.

– Ничего, спасибо.

– Что значит «ничего»?

Он ответил не сразу, как будто сперва поразмыслив:

– Чувствует себя лучше. При ярком свете старается не показываться, но, в общем, пошла на поправку. Отеки меньше, спасибо противовоспалительным мазям. Кровоподтеки не вполне еще сошли… Думаю, она поминает тебя в своих молитвах. Говорила, что, бог даст, когда-нибудь сквитается.

Я скорчила гримасу фальшивого сожаления:

– Мне кажется, момент упущен. Не повезло, что поделаешь… Ну, так или иначе, теперь она знает, чего от меня можно ожидать.

Он снова посмеялся – мягко и чуть слышно. Оценил мою реплику.

– Я ей так и говорю.

– В таком случае кланяйся ей.

– Непременно. Как же иначе?

Мы еще помолчали, разглядывая витрины и прохожих.

– Странный город, а? Тебе не кажется? – спросил он чуть погодя.

– Кажется.

– И много в нем странных людей.

– Вроде нас с тобой, – сказала я.

Эти слова вроде бы погрузили его в раздумья. Он искоса посмотрел на меня, явно пытаясь внести в категорию странных людей. И столкнулся при этом с многочисленными трудностями. Наконец, ответил тоном, исполненным смирения:

– Да мир вообще – странное место.

Я кивнула, показав, что совершенно согласна. Потом Рыжий Ус, словно внезапно вспомнив что-то, сунул руку в карман:

– Вон то, что ты просила.

Он сказал не «вот», а «вон», словно бы он тут ни при чем. Я взяла у него маленький сверток, сунула в сумку.

– Здесь и то и то? – спросила я с сомнением.

– Можешь не сомневаться, – ответил он таким тоном, словно мое недоверие и впрямь его задело. – И постарайся телефон не выключать… Этого будет достаточно.

Он говорил, а сам при этом явно размышлял о чем-то еще. Потом качнул головой неодобрительно и предостерегающе:

– Слушай-ка… А ты уверена, что ввязалась в стоящее дело?

– Полностью.

– Мне приказано подчиняться беспрекословно и следовать инструкциям буквально. Я это и делаю. Однако мы должны были бы…

– Иди ты… – невежливо перебила я.

Потом поднялась. И в этот миг снова увидела свое отражение в витрине. И не сразу узнала себя.

– Вот эта, – сказал Снайпер.

Мы остановились на углу. Ладони у меня повлажнели. Я вытерла их о джинсы.

– Почему здесь?

– Потому что прекрасное место. Опасное и прекрасное.

– Да? А на вид не скажешь.

– Не доверяй…

– Кому? Тебе?

– Видимости.

Он вытащил изо рта и выбросил недокуренную сигарету. Потом, озираясь, мы перешли улицу и оказались у металлической будки, прилепленной к стене из бетона и камня. Снайпер протянул мне шапку:

– Лицо закрой. Наверху есть камера.

Я остановилась в тревоге:

– Мы попадем в кадр?

– Нет. Она покрывает только часть стены. Будка остается вне зоны действия. И потому мы здесь и войдем.

Я подняла воротник куртки, надвинула шапку, а Снайпер накинул на голову черный флисовый капюшон худи, надетого под пилотскую куртку.

– Бывал здесь раньше?

– Много раз. Но сегодня в твоем обществе намереваюсь зайти дальше, чем обычно.

– Почему?

– Узнаешь, когда доберемся.

Находились мы возле станций метро и железной дороги Мерджеллина, куда приехали на автобусе. Здесь было безлюдно и полутемно. За припаркованными машинами ничего не стоило спрятаться, а стоявший шагах в двадцати фонарь давал достаточно света, чтобы видеть, куда ставишь ногу, хоть и превращал это место в игралище теней, сумрака, мглы.

– Я-то придерживал его для других целей, – сказал Снайпер. – Но сегодня – удобный случай.

Будка была покрыта граффити и рекламными плакатами. На двери висел массивный замок.

– Закрыто, – сказала я.

– Она всегда закрыта.

Он сбросил с плеч рюкзак, поставил его у ног и вытащил большие ножницы с толстыми лезвиями. Нажал – и замок с перекушенной дужкой упал на землю.

– Пошли, – сказал Снайпер, снова надевая рюкзак.

За дверью оказался люк. Я различила только первые ступени железной лестницы. Из отверстия шла струя холодного влажного воздуха. Еще пахло грязью – землей, безнадежно испакощенной городами, которые она столетиями носила на себе. Снайпер по грудь влез в дыру и смотрел на меня, цепляясь за ступени.

– Метров десять, – сказал он. – Пожалуйста, не свались.

Он начал спускаться, и я последовала за ним. Несмотря на то что мы оба были в кроссовках, при каждом нашем движении темная пропасть под ногами начинала гулко резонировать, и от того крепло ощущение, что мы погружаемся в черную бездну.

– Вот! Теперь поосторожней.

Я ступила на твердую землю. И когда вспыхнул фонарь, на мгновение ослепла.

– Вдоль стены идут кабели, – пояснил Снайпер. – Электрические заизолированы, но все обветшало, а стены сырые. Постарайся ни к чему не прикасаться.

В качающемся свете я увидела бетонное подземелье метра три в высоту и два в ширину. Кабели и трубы тянулись по обеим стенам и по потолку, там и сям покрытым огромными темными пятнами сырости. Под ногами была земля, заваленная мусором и слежавшейся грязью. Неподвижная крыса – глаза ее, отражавшие свет фонаря, превратились в два огонька – поглядела на нас пристально, а потом исчезла, волоча свой длинный хвост.