– Давай, иди, – сказала она, сжимая "беретту" обеими руками, держа палец на курке. – И, пожалуйста, не единого слова! Не желаю больше слышать тебя.

Он стоял и не шевелился.

– А как насчет последнего "прости"? – спросил он. Повернулся и побежал.

Она подняла пистолет, следя за ним в прицел. Бежишь, беги! Он удирал не в холл, а через прихожую – в спальню. Захлопнул дверь.

Она опустила "беретту".

Посмотрела на закрытую дверь.

Бросилась вдогонку.

Остановилась. По ногам пахнуло холодом.

Из-под двери выдуло снежинки. Они таяли – будто кто-то воду расплескал.

Она прикрыла веки, задержала дыхание.

Толкнула дверь – ну и ветрище!.. Сильнее, отлетела к стене.

В спальне шторы и легкие занавески – парусами. Вздымаются, хлопают... Неяркий свет настольной лампы. Левая створка окна сдвинута... ветер воет, снег метет и темным-темно за окном.

Она стояла, смотрела прямо перед собой, не двигалась. В горле – спазм, ком. Глотнула воздуха.

Прислонившись к притолоке, закрыла глаза. В безвольно повисшей руке, – пистолет.

Сделала глубокий вдох. Выдохнула. Вошла в комнату. Положила "беретту" на кровать. Стояла, потирая руки выше локтя. На глаза навернулись слезы.

Костяшками пальцев вытерла уголки глаз, подошла к окну. Отбросив край шторы в сторону, вытянула руки. Ухватившись за окантовку фрамуги двумя руками – какая холодная эта бронза! – чуть высунулась из окна. Дует ветер, снег кружится, а внизу... все белым-бело. Ветер вдруг утих. Распахнулись двери-аккордеон... Она резко обернулась. Он подошел, схватил ее и вытолкнул из окна.

Штора хлестнула по руке – она успела схватить край и повисла, а когда ухватилась двумя руками, стала раскачиваться. Висела за окном, в горсти – ситец штор, муслин легких занавесок, в воздухе. Ударялась плечом о кирпичную стену, подошвы скользили по стеклу. Она смотрела на него, а он – выглянул! – на нее. Штора натянулась. Взглянула наверх. Там, изнутри, карниз, шнуры, крючки, сборки...

Крайний крючок уже сорвался, следующий... уже несколько... Она подтянулась, ухватилась за внешний металлический рельс паза одной рукой, потом другой, Старалась коленями нащупать какой-нибудь выступ в стене, подтянулась на руках, перебирая пальцами. По спине гулял ветер, штору вдуло в окно, громко хлопнула дверь.

– Дьявольщина! – сказал он, выглянув. Покачал головой. Лицо исказилось. – Кошмар какой-то!

Она висела за окном, ухватившись за металлический рельс паза и смотрела на него.

– Не могу я! – орал как резаный. – Не могу! О себе я должен думать, о себе! – Отошел от окна.

Она карабкалась, обдирая колени об острые подтеки застывшего цементного раствора, соскальзывая то и дело – стена мокрая и скользкая. Нестерпимая боль в руках, пальцах. Пальцами левой все время пыталась дотянуться до оконной панели. Всего-то несколько сантиметров... Если бы ухватиться покрепче за раму, тогда можно было бы все-таки попробовать вскарабкаться по кирпичам. И главное – не думать, что висит за окном двадцатого этажа, и что ветер и снег, и что окно не на фасаде проклятой этой "щепки". Спина совершенно окоченела... Она вздрогнула. Медленно переставляя влево пальцы по мокрому и обжигающе-холодному рельсу паза, помогая коленями и бедрами, она, стараясь не смотреть вниз, пыталась дотянуться до отодвинутой створки. В спортклубе "Вертикаль"...

– В общем такой вариант меня тоже устраивает.

Она посмотрела на него.

Он сидел на подоконнике, сбоку, поглядывая на нее искоса, сквозь хлопья несущегося вниз снега. Глянцевые, в пластиковых перчатках, руки поглаживали "беретту".

– Ты дралась с ним, ну, боролась – если угодно. Потом он затащил тебя сюда, вытолкнул из окна, а сам застрелился. Через четыре минуты появится... Молю Бога, чтобы не опоздал. – Сунул пистолет во внутренний карман пиджака, поежился на ветру. – Между прочим, именно его не мешало бы вышвырнуть из окна.

Она зацепилась скрюченными пальцами за панель, подтянулась на руках – боль страшенная! – правым коленом – ничего не чувствует! – попыталась зацепиться за бороздку между кирпичами. Левое колено нашло опору. Упираясь обоими в стену, перехватила пальцами правой руки рельс с внутренней стороны паза.

Он встал, взял телескоп – руки в перчатках – за узкий конец. Нагнулся, широким концом надавил на средний и безымянный пальцы.

– Я тебя никогда не забуду, – крикнул против ветра. – Буду крутить кассеты и смотреть – нашу последнюю ночь, тот вечер, когда ты переехала в мой дом. Качество этой записи, конечно, дрянь, Особо – наше начало в тот субботний вечер. Шесть недель миновало, почти минута в минуту. – Улыбаясь, наклонился, надавил на пальцы телескопом – не очень сильно, чтобы не осталось следов. – Испытали всю полноту страсти, не правда ли? Видит Бог, не хотел я, чтобы был такой конец. Пока жив, вечно буду смотреть наши кадры. Брысь, Фелис! Пошла вон!

Фелис шла по подоконнику.

– Кому говорю? Брысь!

Фелис остановилась, посмотрела на него. Двинулась дальше. Обнюхала пальцы, вцепившиеся в край панели.

Выгнулась дугой, зашипела, ощерилась, мех поднялся дыбом.

Он выпрямился.

– Убирайся! – крикнул он. – Мама занята. Не видишь – падает.

Фелис обнюхала пальцы, прижатые телескопом, зашипела. Сделала еще пару шажков, высунула голову за панель, фыркнула, отряхивая снег. Заглянула вниз, увидела там лицо... смотрит на нее...

Попятилась, обнюхала пальцы еще раз.

Повернулась, зашипела, ощерилась. Пятилась по подоконнику и шипела.

– Чего расшипелась? – сказал он. – Успокойся. Твой папа с тобой.

Фелис посмотрела на него, заворчала, глаза сузились. Заурчала, оскалилась, бока втянула, хвост напрягся, вытянулся стрелой.

– Не заходись, Фелис! – сказал он и ткнул ее телескопом в бок. – А то дождешься... и ты...

Она вырвалась из его рук, с каким-то рычанием метнулась на него, впилась зубами в нос, пропоров веки когтями, вонзила их в глаза. Телескоп покатился на пол, когда Пит отдирал ее от себя. Падая навзничь, он кричал. Крик приглушенный – Фелис висела мертвой хваткой.

* * *

В холле двадцатого этажа – ни единого звука. Он еще в лифте, до того как вышел из кабины, посмотрел на часы. Было ровно девять. Руки, как и положено, когда несут подарок, согнуты под прямым углом.

Когда Пит Хендерсон говорил о стратегии и тактике, что он имел в виду? Что хотел этим сказать? Подошел к зеркалу. Полный порядок... Глаза красные, как у кролика. Видок тот еще!.. Поправил воротник пиджака, чтобы спрятать мятую рубашку. Зачем, спрашивается. Через минуту будет все то же самое...