Вернувшись в строй, Алексей Очкин снова оказался в своей 112-й дивизии, которая вошла в состав 2-й танковой армии. 2 марта 1943 года началось наступление на Севск, который в течение восьми часов удерживали головорезы 4-го стрелкового полка Русской освободительной народной армии (РОНА) Каминского. И хотя они были окружены и уничтожены, операция, задуманная Ставкой Верховного Главнокомандования с целью разгрома немецкой группы армий «Центр», захлебнулась. Войска Центрального фронта генерал-полковника Константина Константиновича Рокоссовского, созданного на базе Донского фронта, в состав которого вошла и 2-я танковая армия, застряли в снегах между Сталинградом, Курском и Севском. Против прорвавшегося к Трубчевску 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майора Владимира Викторовича Крюкова с приданными ему тремя стрелковыми лыжными бригадами (конно-стрелковой группы) противник бросил сразу шесть дивизий (из них три – венгерские). В результате Крюкову пришлось прорываться из окружения назад в Севск и держать там оборону. 27 марта 1943 года немцам удалось вернуть Севск под свой контроль. Примерно половина занятой советскими войсками территории была оставлена. Погиб каждый десятый боец. Так образовался выдвинутый на запад центральный участок Курской дуги.

Именно в этот драматический и, вообще говоря, малоизученный момент Великой Отечественной войны, в бою за деревню Романово Хомутовского района Курской области, что примерно 20 км южнее Севска в направлении Рыльска, 26 марта 1943 года Алексей Очкин повторяет подвиг Александра Матросова. В это трудно поверить, но вот что рассказал его сын Андрей Очкин в Открытом эфире телеканала «Звезда» 26 марта 2020 года, когда мы вместе с ним приняли участие в программе, посвященной совершенному в этот день его отцом подвигу самопожертвования: «Уникальность подвига состоит в том, что отец не просто повторил подвиг Александра Матросова, подавив своим телом огневую точку врага, но и при этом остался жив. Отец рассказывал, что не могли взять высоту у деревни Романово, которую прикрывал немецкий ДЗОТ. Первый, кого направили – Панарин – не добежал и половины пути, как его сразу же выкосило крупнокалиберным пулеметом. Потом уже отец, обвязавшись гранатами, двинулся на ДЗОТ, но был также на полпути ранен в ноги. Каким-то способом ему удалось зафиксировать их с помощью веток. Пройдя по льду ручья под названием Романовский и поднырнув в полынью, он выскочил на край обрыва, где стоял ДЗОТ, и бросил гранату. ДЗОТ замолчал. Однако, когда наши пошли в атаку, пулемёт вновь заработал. Отцу ничего не оставалось, как броситься на этот раскаленный ствол, загнав его в правый угол. Пулемет прострелил грудь, раскаленный ствол обжигал руки. Противостояние достигло предела, это было в полном смысле слова “до последней капли крови” и с той, и другой стороны. Один немец был убит взрывом гранаты, а второму оторвало челюсть. Истекая кровью, он смотрит на отца, а отец – на немца. И вот когда отец увидел, что немец уже упал, истек кровью – лишь тогда он отпустил ствол… Отец пролежал там еще около суток. Когда его пытались забрать наши – немцы стреляют. Потом немцы пытаются забрать – наши не дают. Только под утро его вытащил парнишка по имени Пётр Ворохобин. Отца принесли в избу, стали ощупывать – живой неживой. И в этот момент он, придя в себя, решил, что кругом немцы, и выдернул чеку из остававшейся на поясе гранаты! По счастью, один из бойцов, Борис Филимонов, вырвал гранату вместе с ремнем и выбросил в окно. На тот момент отцу было 18 лет».

В ходе Курской битвы 112-я стрелковая дивизия освободила Рыльск, за что 31 августа 1943 года получила почетное наименование «Рыльской», и во второй половине сентября вышла к Днепру севернее Киева. Назначенный начальником артиллерийской разведки дивизии Алексей Очкин 23 сентября со своими разведчиками с ходу форсирует Днепр и одним из первых захватывает плацдарм на его правом берегу в районе села Ясногородка восточнее поселка Дымер, но попадает в окружение и получает тяжелое ранение в ногу и контузию, да такую, что приходит в себя… в полевом морге, заваленный окоченевшими трупами. Он выбирается на свет и пугает до обморока одну из санитарок. К счастью, у второй нервы оказались покрепче, и она бежит за врачами. В Дарницком полевом пересыльном госпитале врачи решают ампутировать Очкину ногу. Но он отказывается от операции, угрожая медикам оружием. После этого он прошел 17 госпиталей и выздоровел лишь на серных источниках в Джалал-Абаде в Киргизии.

С лета 1944 года уже гвардии капитан Очкин воюет в элитной части – гвардейской истребительно-противотанковой бригаде Резерва Главного Командования. Он участвует в Висло-Одерской операции и штурме Берлина. После взятия Берлина за драку с сотрудником УКР «Смерш» Очкину грозили серьезные неприятности. Спасли его сослуживцы-разведчики, прикатившие к гауптвахте мотоцикл вместе с военной формой. На этом мотоцикле сбежавший Очкин смог догнать свою часть, шедшую на Прагу. 9 мая находившегося в передовом отряде Очкина снова контузило в бою за Манесов мост в Праге. Так он попал в госпиталь 1-го Украинского фронта, располагавшийся в отеле «Ричмонд» в Карлсбаде – Карловых Варах. Здесь, в медицинских цехах доктора Цангера, капитану разрабатывали руки и ноги после его многочисленных ранений. А в Вене советских офицеров-победителей, в их числе и бравого Алексея Очкина, обучала танцам сама Марика Рёкк – кинозвезда бывшего Третьего рейха. Видимо, тогда русский Герой и влюбился – в кинематограф…

Вернувшись после демобилизации на Родину, Алексей Яковлевич окончил Всесоюзный государственный институт кинематографии и стал кинорежиссером, вместе с Григорием Чухраем принимал участие в создании легендарного фильма «Сорок первый». Проявил себя Алексей Яковлевич и как писатель. Его перу принадлежат книги «Непобеждённые» (1968), «Иван – я, Фёдоровы – мы» (1973), которая в первой редакции называлась «Вошедшие в бессмертие», пьеса «Старая яблоня», повесть «Суровые люди» и другие.

Алексей Яковлевич, как и многие фронтовики, тяжело переживал развал Советского Союза: «Но самое страшное – это даже не материальное разорение, а когда убивают душу человека. В дни войны люди были гораздо сильнее. Было единство фронта и тыла. Выступал я с писателями-ветеранами в госпитале перед ребятами, воевавшими в Чечне. Говорю, что нам морально было легче… Мы знали, что война священная. Что Сталинград – последний рубеж. Что может объединить сейчас нас, русских? Наверно, к великому сожалению, еще большее горе… Мы, сталинградцы, не можем быть равнодушными, мы всегда на изломе…»

Уже после смерти Алексея Яковлевича пришло известие от сына того самого Петра Ворохобина, который в 1943 году снял Алексея Очкина с немецкого ДЗОТа и вынес на плащ-палатке: «В 60-х годах Алексей Яковлевич Очкин приезжал в пос. Хомутовка Курской области к моему отцу Ворохобину Петру Ивановичу, с которым он встречался во время войны… Я до сих пор помню шрамы от ран, которые увидел, когда Алексей Яковлевич умывался у колодца. Казалось, что этот человек прошел через камнепад… Я очень рад, что я нашел информацию об этом замечательном человеке. С уважением, В.П. Кривопуцких (Калининград)».

Алексей Яковлевич Очкин умер 16 февраля 2003 года и похоронен в Москве на Миусском кладбище. На скромной могиле надпись: «Очкин Алексей Яковлевич. 01.07.1922–2003.16.02 Писатель кинорежиссёр Герой Сталинградской битвы, повторивший подвиг А. Матросова».