Митька осторожно выбрался из здания и подошел посмотреть. Из пробитого бензобака со слабым бульканьем вытекала пахучая струйка, в железных потрохах машины что-то тихонько и уже нестрашно потрескивало. Митька не обратил внимания на бензин – не водка же, – взялся за дверную ручку скрюченными пальцами и потянул. Дверь легко открылась. Хозяин, освещенный слабым зеленым светом приборной панели, был похож на чудовищного жука с выкаченными глазами, во рту у него что-то неприятно блестело, струйки крови медленно стекали с замаранной дубленки на кремовую кожу сиденья. Митька на ощупь нашарил на заднем сиденье полиэтиленовый пакет со своей пайкой, осторожно, стараясь не задеть холодное тело лома-убийцы, вытащил пакет из машины, аккуратно и тихо закрыл дверь и отправился в свой закуток.

Когда автомобиль загорелся и рванул бензобак, он отвернулся от созерцания раскаленного нихрома и боязливо выглянул в оконный проем. Потом вернулся за бутылкой и долго сидел на куче мусора, глядя на пляшущее по черному кузову пламя, время от времени делая глоток и бессмысленно повторяя, когда вспыхивало особенно ярко:

– Ух ты! Ну, хозяин, ты даешь!

Потом Митька-мозгляк отправился спать.

Ему снилась речка, текучая вода, разлив, полузатопленные деревья и белые выползки на влажных, плотных после ночного дождя песчаных тропинках.

Столица не зря гордилась новой кольцевой дорогой. Кольцевая воистину символизировала торжество демократии и являла собой воплощенное в бетоне государственное устройство в уменьшенном, так сказать, варианте. Почему в уменьшенном? Да потому что кольцевая дорога была велика, но Россия – все-таки намного больше. Дорога имела по девять полос в каждом направлении. Три внутренние предназначались для рядовых граждан, скорость на них была ограничена, кроме того, над этими полосами висело множество дорожных знаков, в основном запретительного характера, хотя были и разрешающие. Три центральные полосы предназначались для братвы, вместо знаков там висели громадные транспаранты, рекомендующие ездить по понятиям и разъясняющие как. И наконец три внешние полосы предназначались исключительно для богунов; несмотря на то, что эти полосы почти всегда пустовали, мало кто рисковал на них заехать. Ограничений там никаких не имелось вообще, а вместо знаков и транспарантов висели очень реалистичные изображения выборных богов, видимо, как напоминание богунам, что и на них, при случае, найдется управа.

Васька-Вискарь летел на своем штучном «Банзае» по самой внешней полосе братанского кольца. Все было ништяк, из стереопроигрывателя неслись веселые звуки песенки, душевно исполняемой группой «Первая ходка», дорога, как съемная баба, сама ложилась под широкие колеса джипа. Скорость была где-то под сто восемьдесят, пустяки для такой тачки, но Васька был правильным пацаном и особенно не борзел – по ближней богунской полосе то и дело простреливали, обгоняя его, черные сплюснутые «Штральзунды» богунов, и ехать хотя бы вровень с ними было не по понятиям.

«Чего-то они раздухарились сегодня, никак что случилось, – с неожиданной тревогой подумал Васька. – Обычно за день один или два встретишь, а тут целыми этапами прут и прут».

И в самом деле, автомобильным транспортом богуны, несмотря на всяческие привилегии, пользовались только в исключительных случаях, предпочитая даже на далекие расстояния ходить пешком.

Тревожная мысль мигнула в сознании и пропала, только сердце почему-то словно царапнуло.

И тут Васька заметил на законно братанской полосе нечто чужеродное. Далеко впереди маячила какая-то явно неправильная тачка. Вискарь сбросил скорость, чтобы рассмотреть ее поближе, и обнаружил, что тачка была и в самом деле совершенно не пацанская. Старенькая «копейка», дребезжа капотом, старательно выжимала свои сто тридцать по чужой полосе, оскорбляя своим нахальным поведением любого правильного пацана. Это безобразие надлежало немедленно исправить, поэтому Васька, движимый не злостью, а чувством справедливости, ударил по тормозам, сравнял скорость своего «Банзая» со скоростью нарушителя и принялся аккуратно выдавливать того с дороги. Пожилой мужик за рулем «копейки» вцепился в руль, дико посмотрел на Ваську и что-то заорал, но с полосы тем не менее не ушел.

Братва ценит «Банзаи» не только за мощный двигатель, регулируемую гидравлическую подвеску и шикарную отделку салона. У автомобилей этой редкой в наших широтах марки дополнительно к традиционному «кенгурятнику» имеется еще и мощный бортовой обвес из никелированных стальных труб, так называемый «палисадник», позволяющий спихнуть с дороги любую машину без риска повредить кузов славного «Банзая». «Палисадник» придумал один столичный браток, когда заказывал себе новую тачку, так что вся братва очень гордилась своими «палисадниками», всячески их украшала и даже оформила соответствующий патент.

Васька-Вискарь примерился, резко повернул руль влево, и тяжелый джип мощно ударил обвесом-«палисадником» в хлипкий борт несчастной «копейки».

Машиненка шарахнулась с полосы, наискось пересекла следующую, чудом избежав столкновения, развернулась юзом на мокром шоссе и с хрустом врезалась в бордюр. Справедливость была восстановлена. Васька удовлетворенно хмыкнул, включил погромче музыку и прибавил скорость. «Я сижу в одиночке и плюю в потолочек…» – жизнерадостно доносилось из динамиков.

Из побитой «копейки» между тем выбрался наконец водитель. Звали его Михаил Михайлович, да это, в общем, не важно, спешил он, и очень спешил, оттого и выехал на почти пустую братанскую полосу. Старый товарищ, тот, с которым вместе учились и работали, вместе мотались по командировкам, отлаживая боевые системы, вместе выходили из горячей пустыни, лежал с обширным инфарктом. Ты можешь не успеть, сказал друг, и он старался успеть. А теперь вот успеть не было никакой возможности.

Михал Михалыч выбрался из разбитой машины и вышел на мокрую трассу. Проносящиеся мимо автомобили презрительно хлестали грязными охвостьями по лицу, но ему было все равно. Навороченный джип братка давно уже пропал, еще бы, при такой-то скорости!

И Михал Михалыч плюнул ему вслед и совершенно искренне пожелал поскорее свернуть шею.

Васька-Вискарь был уверен в своей тачке, и в самом деле, что может быть надежнее штучного «Банзая»? Разве что штучный «Штральзунд», но это машина богунов. И тут внутри автомобиля что-то хрустнуло, правое переднее колесо подвернулось, словно вывихнутая нога, хотя это было и невозможно, и Васька полетел кувырком через богунские полосы, перевалил через бетонный разделительный гребень и оказался на встречной полосе. Последнее, что он увидел, – тяжелая мрачная морда «Штральзунда», почему-то перевернутая, надвигающаяся на него. Подушки безопасности лопнули от страшного удара, и для Васьки все закончилось.

Просыпалось злое неупокоенное железо. Большинство населения планеты ничего не поняло, и вряд ли было способно понять, что единственный способ избежать ярости взбесившегося металла состоял в том, чтобы не желать зла ни ближним своим, ни дальним. К сожалению, большинство людей на это совершенно не способно, поэтому несчастных случаев становилось все больше и больше. Только можно ли считать все эти ранения и убийства непредумышленными? Ведь в каждом случае железо просто выполняло очередное человеческое желание, пусть и не высказанное вслух, но достаточно отчетливое.