Ключ никто не трогал, замочная скважина была девственно цела, в погреб никто не входил, но что-то в нем изменилось – почти неуловимо, на интуитивном уровне. И главное – я не мог понять, что именно.

Весь во власти сомнений, я огляделся, но все было на своих местах; и только возле бочки с солеными груздями виднелась свежевырытая мышиная норка. Я тихо ругнулся: опять нужно ставить мышеловку. Или заводить кота. Мыши для нашей деревни были настоящей напастью, особенно к осени, когда серая братва начинала искать укромные уголки для зимовки.

И лишь когда я очутился в тайном помещении, мне стали понятны мои колебания. Каролина исчезла.

Некоторое время с остолбенелым видом я смотрел на смятую постель, пытаясь восстановить события, произошедшие здесь в мое отсутствие. Но следов борьбы или насилия я так и не заметил.

Я быстро нырнул в лаз и осмотрел крышку люка запасного выхода. Она была не заперта. Значит, Каролину не забрал нечистый, она не испарилась и не выпала в осадок, а просто смылась. Или, что совсем худо, ее умыкнули.

Но каким образом? С поверхности люк нельзя было заметить. Он находился под стожком старой соломы, образовавшим шалаш. Выход из шалаша (небольшое отверстие – только чтобы человек мог протиснуться) закрывал густой рябиновый куст. То есть, все было сделано, как говорится, тип-топ.

Итак, таинственная мадмуазель решила не искушать судьбу и помахала мне ручкой. Мысленно. Ну что же, каждый человек сам себе хозяин-барин. Скатертью дорожка, кара небесная…

А может, она просто вышла погулять, как это уже было? И это после моих предупреждений… Тогда она просто дура. Нет, нет, Каролина точно ушла с концами!

Я невольно вздохнул с облегчением. Похоже, большая часть моих проблем решилась сама собой. Что не могло меня не радовать.

Прежде, чем покинуть лаз, я некоторое время размышлял над проблемой: запирать люк на засов или нет? Я как-то не подумал, что в крышку нужно врезать еще и какой-нибудь простой замок. Чтобы можно было входить в тайник с двух сторон – по ситуации.

Решение пришло неожиданно. И совсем не такое, как можно было предположить. Я не стал трогать засов.

Уж не знаю почему. Воры в деревне не водились, а те, кто топчут за мной тропинку, если будет нужно, или взломают люк, или взорвут. Они особо церемониться не будут.

Уже закрывая дверь погреба, я неожиданно подумал: Иво, неужели ты надеешься, что Каролина вернется?

Что она лишь вышла куда-то на часок; ладно, пусть на несколько? Вот идиот…

И все-таки люк я не запер.

Едва я вошел в избу, как кто-то постучал в окно. Каролина! Я метнулся в сенцы и, не спрашивая, как это положено в глухомани (и не только) "Кто там?", рывком отворил дверь.

Во дворе стоял Зосима. Он почему-то кряхтел и массировал правый бок.

– А, это ты, – сказал я разочарованно. – Заходи…

Зосима, полусогнувшись, потопал в горницу. Что у него там, прострел? – подумал я с удивлением. На моей памяти Зосима никогда на спину не жаловался. Израненные в войну ноги ныли, это да, чаще всего осенью, в сырую погоду. Но остальные части тела работали как часы. Пусть старые, изношенные, иногда скрипучие, а все-таки безотказные.

– Как насчет свежей ушицы? – спросил я, когда Зосима уселся возле стола и достал кисет с табаком и трубку.

– Насыпай…

Я быстро накрыл на стол и достал бутылку водки. При виде благословенного напитка тусклые глаза моего приятеля будто зажглись изнутри. Мы быстро выпили по рюмке и принялись за уху.

– Что с тобой стряслось? – спросил я, когда мы выпили по второй. – Эхо войны?

– Какой там войны! – с негодованием воскликнул Зосима. – Кто-то шалит в деревне.

– Это как понимать? – Я насторожился.

– А так и понимай. Зашел я где-то час назад к Никифору, смотрю, на подворье никого, дверь открыта, а свет не горит. Я позвал – никто не откликается. Испужался, думал что-то с соседями стряслось. Я на порог, а из двери мне между глаз как засветит кто-то… Я навзничь и кувырком. Ударился. Пока пришел в себя и поднялся, он сбежал. Я слышал топот. Теперь вот бок болит… и колено.

– Даже не спрашиваю, узнал ты этого сукиного сына или нет…

– Дык, и ежу понятно. Не узнал. Темно уже было. Но молодой он, это точно.

– Почему так думаешь?

– Шибко шустрый.

– Что-нибудь украдено?

– Нет. Пока я бока чесал, Федора домой заявилась. Я ей рассказал. Крику было… Потом вошли в избу. Все на месте.

– Ну, это еще как сказать… – буркнул я себе под нос.

– Что? – спросил Зосима, приставив к уху ладонь.

– Мысли вслух, – ответил я раздраженно. – Чтобы узнать, все ли на месте, нужно потратить не менее двухтрех часов. Тем более в избе Коськиных, где царит форменный бедлам.

– Радиоприемник на месте.

– А, ну да… Главное сокровище. Тогда не о чем беспокоиться.

– Дык, непорядок. Раньше такого не случалось.

– Приедет майор, твой лучший друг, заявишь.

– Сивому мерину он друг, – сказал Зосима, стараясь не встречаться со мной взглядами.

После того, как под нажимом Усольцева он выдал "большую" тайну – назвал майору меня, как главного своего советчика в деле с найденышем – Зосима ходил, словно в воду опущенный. Он просто зациклился на своей мнимой вине. Я потратил немало времени и усилий, чтобы убедить его в обратном. Это мне удалось, но не до конца.

– Ты до завтра выздоровеешь? – наконец решился я привести в исполнение свой план противостояния неизвестному противнику.

– А что, это очень нужно? – осторожно поинтересовался Зосима.

– Не то слово… Жизненно необходимо.

– Зачем? – не сдавался Зосима, в котором мгновенно проснулся патентованный лентяй.

– Поедем в райцентр.

– Ну-у… – недовольно протянул мой приятель. – Прошло всего два дня, как я там был.

– А я почти год назад. Уважь мою просьбу, свези на экскурсию.

– Ежели так… – согласно кивнул, смирившись с неизбежностью Зосима. – Тогда плесни чуток – и на боковую.

Завтра нужно встать очень рано.

– Это мы мигом. Только не забудь взять ружье и патроны, снаряженные картечью.

Зосима промолчал. Лишь посмотрел на меня очень внимательно и сокрушенно покачал головой. В ответ я так же молча развел руками.

Иногда мы понимали друг друга без слов.

Лесная дорога по болотистой низменности – очень неприятная штука. Даже если тебе известны все ее колдобины и повороты. Это только в фильмах герой, дыша полной грудью свежим лесным воздухом, любуется великолепными пейзажами, бегущими по сторонам телеги.