Неожиданно для Сергея доктор вдруг заявил, что найденные документы должен взять на хранение он.

Но тут вернулся фабрикант. Теперь он тоже прикрывал нос и рот смоченным в одеколоне платком. Кроме того, фабрикант отпивал понемногу из фляжки с коньяком, которую принес с собой. Эти меры вернули ему самообладание.

Фабриканту желание доктора взять документы пришлось не по вкусу, о чем он прямо заявил старику:

— Не хочу вас обидеть, Владимир Романович, но я возражаю против вашей кандидатуры. Дело-то нешуточное.

— Это почему? — нахмурился доктор.

Фабрикант пояснил:

— Документы-то нашли в вашем багаже. И уж извините меня за прямоту, но я человек простой, из народа и привык говорить то, что думаю без обиняков. Одним словом, слишком часто вы пудрили всем нам мозги, док: то своими предсказаниями, то сомнительными методами выявления преступника по пульсу.

Фабрикант также снова напомнил доктору про случайно подслушанный им его разговор с лжелетчиком, оказавшимся беглым австрийским военнопленным:

— Я не могу позволить, чтобы военные секреты оказались в руках человека, чьим великолепным венским произношением восхищался разоблаченный враг. Как мне помнится, австриец даже назвал вас «Герр оберстом». Поэтому или вы немедленно дадите нам объяснения на этот счет, или с этой минуты я тоже буду к вам так обращаться, Герр оберст.

Доктору пришлось оправдываться:

— Я учился медицине в венском университете и проходил стажировку в лучшей клинике австрийской столицы. Отсюда мой венский акцент. Теперь, надеюсь, вы мне доверяете? Немецкий — это язык науки, большинство хороших учебников по медицине написано на нем. Большинство моих коллег хорошо знают немецкий. Культурным людям это должно быть известно!

Последняя фраза была сказана явно с целью уколоть фабриканта, гордящегося своим простонародным происхождением. Тем не менее после короткого совещания большинством голосов было решено, что до Петербурга секретные документы должны находиться у кого-то другого. Певица сразу взяла самоотвод, резонно заявив, что это не женское дело охранять военные секреты. Сергей тоже постарался уклониться от обязанностей нового курьера, ибо предпочитал пока наблюдать за развитием событий со стороны. В итоге важные штабные бумаги оказались у фабриканта Ретондова, что не могло ему не польстить. Доктору пришлось согласиться с таким решением, хотя было заметно, что его самолюбие сильно уязвлено. Старик не был лишен тщеславия.

— Какой из ваших заводов вы намерены мне отдать? — поинтересовался Сергей у фабриканта за ужином. — Ведь вы проиграли мне пари.

— Это была шутка, — энергично жующий крепыш насмешливо взглянул на Сапогова. — Да и потом, зачем вам завод? Вы ведь все равно не знаете, как им управлять.

— Нет, нет. Извольте сдержать данное слово, — запальчиво настаивал Сергей. — Хочу напомнить, что вы при свидетелях пообещали отдать мне любой из своих заводов, если я найду документы.

— Я же сказал, что пошутил, — откинувшись на спинку стула, благодушно рассмеялся Ретондов. — Все равно ни один суд не примет к рассмотрению такой иск. Вот если бы я дал вам расписку, тогда другое дело.

— Значит, вы признаетесь, что у вас нет чести? — с неприязненным удивлением осведомился у собеседника Сергей.

На скулах фабриканта проступили красные пятна, вальяжная улыбочка сползла с его лица. Теперь он зло смотрел на Сергея и с досадой процедил сквозь зубы:

— Напрасно я тогда уступил вам дорогу на стыке между вагонами. Надо было выбить пистолетик у вас из рук и сойтись в поединке один на один. Нас там было двое, так что никто бы не узнал, по какой причине вы свалились под колеса.

— Минутку, минутку, господа! — вмешалась Князева. — Довольно нам трагедий. Наше путешествие и так получилось чересчур мрачным. Я не хочу, чтобы пророчество нашего милого доктора сбылось полностью и четвертый из нас расстался бы с жизнью.

Певица ласково обратилась к зачинщику ссоры:

— В самом деле Сережа, к чему вам этот завод? Это же ярмо на шею. Пускай Савва Игнатьевич выпишет вам чек на пару тыщонок в оплату проигранного пари, и будем считать дело улаженным.

Сергей и сам не понимал, к чему завел этот разговор, ведь на самом деле ему ничего не нужно было от дельца-миллионщика. Наверное, этот денежный мешок просто раздражал фронтовика своим курортным видом и торгашескими разговорами. «Вон как он затрясся, испугавшись, что может лишиться изрядного куска собственности», — со злорадством думал Сергей, в упор рассматривая взбешенного фабриканта.

Была и еще одна причина, которая заставляла Сергея произносить слова, которые не стоило говорить. Временами мужчину охватывала совершенно нетипичная для него агрессия, которая вдруг сменялась необъяснимым паническим страхом. Это началось после нескольких глотков чая. С ним стало твориться что-то странное: во рту все пересохло, как при сильной жажде, тело то вдруг на короткий промежуток времени немело и становилось похожим на студень, то покрывалось потом, и его начинало трясти в лихорадочном ознобе. Внутри все горело, словно ему влили расплавленный свинец в горло. В глазах появилась давящая боль, которая постепенно распространилась на всю голову. Ощущение такое, словно череп зажали в тиски и медленно сжимают. Такое состояние длилось, наверное, минут пятнадцать.

Потом вроде бы все прошло. Но ненадолго. Через некоторое время странный приступ повторился. На этот раз охвативший мужчину необъяснимый панический ужас был таким сильным, что сопротивляться ему было невозможно.

— Мне надо срочно выйти, — с трудом произнес Сергей из-за резкой боли внутри. Согнувшись и держась за живот, он вышел из купе. По спине струился пот, глаза застилала боль. Предчувствие близкой смертельной опасности породило лихорадочное дикое желание немедленно бежать куда глаза глядят, лишь бы только бежать. Его гнал не разум, но инстинкт.

Ноги сами привели Сергея в салон. С большой бронзовой люстры на зеленое сукно стола капал расплавленный металл, а сквозь щели в потолке просачивался дым. Сапогов бросился к окну, припал щекой к стеклу и задрал голову вверх, чтобы увидеть то, что делается на крыше. Так и есть! Вверху бушевала оранжевая прожорливая стихия. Надо было срочно предупредить попутчиков и спасаться самому, пока огонь не отрезал все пути к спасению.

— Пожар! Бегите! — не останавливаясь, крикнул из коридора своим изумленным спутникам Сергей и, не оглядываясь, побежал в сторону тамбура. Выбраться из вагона было непросто. Ноги вдруг стали отказывать. Глаза временами застилало туманной пеленой, так что двигаться приходилось на ощупь. По пути его вырвало.

Выбравшись на открытую площадку, Сергей остановился, но только на мгновение. Затылок и заднюю часть шеи обжигало раскаленным воздухом так, словно он стоял спиной к раскочегаренной паровозной топке. «Как быстро пламя охватило вагон», — изумленно отметил Сергей. Он приготовился к прыжку, отлично понимая, что наверняка разобьется. В это время поезд на большой скорости мчался по высокой насыпи. Но лучше свернуть себе шею, чем сгореть заживо! Во всяком случае, так у него будет хотя бы призрачный шанс выжить. Он отпустил перила и поставил правую ногу на самый край площадки, чтобы получше оттолкнуться…