– Знаете, Мэри, меня это самого поражает. Сначала Юм-Юм обнаружила пустую фишку, затем Коко – скрэбл, я прочитал инструкцию и решил попробовать. И если мне удалось выиграть, то это счастье новичка, -добавил он скромно. – Но в игре, которую я нашёл, не хватает нескольких костяшек. Интересно, что с ними произошло?

– У Ди был кот, он крал их и пихал под холодильник.

– Я не знал этого.

– Перс, по имени Винсент, – в честь Ван Гога, разумеется.

– И что с ним стало?

– Его забрал бывший муж. Теперь Винсент живет в галерее.

– Ди нравился скрэбл или она играла только для того, чтобы развлечь Графиню?

– Она была завидным игроком. По воскресеньям они устраивали скрэбл-бои. Я иногда бывала четвёртым.

– Вы были там… в воскресенье вечером… когда она умерла?

Мэри кивнула.

– Больно об этом вспоминать. Когда я уходила в восемь вечера, ничего не предвещало беды.

Квиллер хотел ещё кое о чём спросить, но они подошли к ресторану, по ступеням которого перед ними поднимались ещё две пары, что создало определенную сутолоку в фойе, где гостей приветствовала Шарлот.

– Шарлот, мы пройдём наверх, – сказала Мэри.

Баклажанового цвета ковёр из ресторана поднимался наверх до квартиры Роберто.

Вы не узнаете вкуса Роберто, настолько кардинально он изменился, Квилл, – проговорила Мэри, по своей привычке чуть приподняв брови. – В Италии он открыл для себя международный модерн! – Как обладательница чиппендейла, она явно это не одобряла.

– Я тоже люблю модерн, – отозвался Квиллер. – С того самого времени, когда снимал квартиру Гарри Нойтона на «Вилла Веранда».

– У Нойтона по сравнению с тем, что вы сейчас увидите, просто викторианская готика.

Баклажановый ковёр закончился на последних ступенях лестницы, и дальше пол представлял собой лоснящийся каток желтоватого мрамора. Тут и там на зеркальной поверхности катка стояли конструкции из стальных прутьев, штырей и трубок, объединённых в геометрические узоры со стеклом или кожей, – по-видимому, это были столы и стулья. Роберто появился в дальнем конце зала, где, по разумению Квиллера, находилась байроническая гарсоньерка, обставленная диванами красного бархата с наваленными на них подушками.

Адвокат, ставший поваром, выглядел впечатляюще: массивные плечи закруглились от долгого сидения над книгами по закону и стояния над разделочной доской. В одежде он предпочитал классику, а разговаривал так, словно выступал в суде, выдерживая необходимые паузы, зато руки его стали красноречивее, чем до отъезда в Италию, прежде он ими так не размахивал.

– Приятно… видеть вас снова, – сказал он. Ни намека на пылкое европейское объятие: слишком многого Квиллеру хотелось от бывшего Роберта Мауса,

– Роберто, это великая честь, – сказал Квиллер. – Мы встречались три года назад, но, кажется, прошло тридцать лет. Позвольте сказать, что ресторан ваш просто великолепен, а еда восхитительна.

– Я кое-чему научился, – проговорил хозяин. – Присаживайтесь. Мы выпьем аперитив… и немного побеседуем… а затем сойдем вниз, где для нас будет накрыт столик.

Квиллер выбрал группу штырей и планок, казавшихся совершенно неподходящими для сидения, но обнаружил, что на такой конструкции не только можно сидеть, но весьма удобно сидеть. Двое других членов компании расположились на некотором расстоянии друг от друга и от Квиллера. Пространство было частью дизайна этого прохладного, спокойного и пустого зала.

– Обслуживание в ресторане, – продолжил Квиллер, – изумительное. Где вы отыскали таких замечательных официантов?

– Это студенты-законники, – пояснил ресторатор. – Я предлагаю им считать наших посетителей… господами присяжными заседателями.

– Очень хорошо, что в качестве менеджера вы наняли Шарлот Руп. Она, похоже, совершенно счастлива и несколько оттаяла.

– Это не только оттого, что у неё появилась работа, – вставила Мэри. – Ведь впервые в жизни она встречается с мужчиной.

– Да, конечно, – согласился Квиллер.– Я с ним уже познакомился. Кто-нибудь знает, что случилось с его ухом?

– Взрыв динамита, – сказал Роберто. – Хорошо ещё, что… бедняжка остался в живых.

– Ему очень долго делали пластическую операцию, – добавила Мэри.

Они обсудили метаморфозы Хламтауна, Цвингер-бульвара, Речной дороги и города в целом. Затем Роберто сказал:

– Как я понимаю, мистер Квиллер, у вас возникла проблема… с «Касабланкой».

– Действительно, но это не касается финансовых возможностей, ибо Фонд К. согласился выделить деньги на реставрацию здания. Загвоздка в самой мисс Пламб. Мне показалось сначала, что между нами возникло некое взаимопонимание, но, стоило мне упомянуть о реставрации, она тотчас отстранилась, словно опустила занавес Может быть, вы знаете, как до неё достучаться? Ведь вы были её поверенным, – кстати, как долго?

Роберто сделал глубокий вдох и подчеркнул свои слова отчаянной жестикуляцией.

– Двенадцать лет! Двенадцать ужасных лет неблагодарной работы. Я бы предпочёл… начинять тортеллини.

– А как она отреагировала на ваше предложение, Квилл, написать книгу? – спросила Мэри.

– Сомневаюсь, что она поняла суть, но ей понравилась идея сфотографироваться. Да бог с ней, с книгой, меня волнует другое. У НОСКа очень сильные противники, а поскольку в печать просочились сведения о том, что НОСОК имеет средства, наши соперники могут пойти на отчаянные меры. Им всего-то нужно, чтобы мисс Пламб передала имущество по наследству. Если это произойдёт, то старушку может настичь сердечный приступ, или церебральный паралич, или сальмонеллез.

– Достаточно… мерзкая… гипотеза, – проговорил Роберто.

– Вам известно, что вчера внезапно скончалась её служанка?

– Эльпидия? – удивилась Мэри.

– Эльпидия. Пищевое отравление. Так говорят. Может быть, куриный хаш? Или же она стянула Шоколадные конфеты, предназначенные для Графини?

– Вы подозреваете, что на мисс Пламб готовится покушение? – напряженно спросил Роберто. – Но, простите, я не вижу, на чём основаны ваши подозрения.

– Смерть Графини выгодна строителям, банкам, городской казне…

– Но речь идёт об уважаемых бизнесменах и гражданских руководителях… а не о бандитах.

– Я знаю, что Пенниманы и Грейстоуны – уважаемые фамилии, покровители искусств и всякое такое, но кто такой Фладд?

Роберто обменялся взглядом с Мэри, они помолчали. Затем Мэри всё же выдавила:

– Все предположения Квилла в прошлом оказывались верными, даже когда заходили слишком далеко.