Наступит ли когда-нибудь конец ужасным открытиям?

– Господи…

– В последнее время реальность практически потеряла для нее смысл. Она по поводу и без повода глотала то анксиолитики, то нейролептики… начала заговариваться, постоянно вспоминала свое прошлое и по-всякому трансформировала его. У нее даже появились галлюцинации: как-то я застал ее за тем, что она рассказывала Жюлю о вас, о Габриэле. Приступы безумия участились, и, главное, они становились неуправляемыми, нужно было молча дожидаться, пока гроза пройдет…

Я вспомнила ее маниакальную потребность все контролировать, перепады настроения, которые сходили за капризы звезды, мигрени, бывшие, как выяснилось, вовсе не мигренями, а чем-то совсем другим, ее неадекватную реакцию на мое решение вернуться к Пьеру, неконтролируемая ярость и нападение на меня в последний вечер…

– Той ночью я не должен был оставлять вас с ней наедине. Простите меня, Ирис, за то, что она с вами сделала.

Он поглядывал на синяки на моей шее, которые постепенно принимали фиолетовый оттенок.

– Вы тут ни при чем, Жак. Она тогда была не она, а кто-то другой, так я воспринимаю случившееся. Во всяком случае, это не то воспоминание, которое я хотела бы о ней сохранить. Вы все рассказали Габриэлю? Ему стало бы легче.

– Да, рассказал. Время тайн прошло… И ни вы, ни он не должны винить себя в том, что случилось.

– Легко сказать.

– Я был у нее вчера. И слышал их разговор по телефону.

– А-а…

– Я хотел дать ей дополнительную дозу лекарств, но она долго проплакала, а потом сама успокоилась. Марта отправила меня домой, и когда я уходил, она сказала, что ей плохо без Жюля, она тоскует по нему. Честно говоря, я полагаю, что она приняла решение абсолютно осознанно и потому, что любила вас обоих.

– Как Габриэль реагировал на ваш рассказ?

– Это его успокоило, но сражение со своими демонами у него еще впереди. – Он отхлебнул глоток и долго перекатывал джин во рту. – А вы, Ирис? Вы-то как?

– Не знаю. Я не в состоянии поверить, что она умерла, и могу думать только о нем.

– Дайте волю печали, вы ведь тоже любили ее. Я знаю.

– Пусть пройдет время, – только и смогла ответить я.

Жак допил джин и встал с табурета:

– Не оставайтесь одна, пойдемте со мной, побудьте вечером с моей женой и детьми.

– Спасибо, Жак, вы просто чудо, но я лучше останусь здесь. Не хочу, чтобы Габриэль вернулся в пустую квартиру.

– Как хотите, но только не стесняйтесь звонить, если что-то вдруг понадобится.

Он записал мне свой номер телефона и направился к двери. Я вышла в прихожую вместе с ним. Он чмокнул меня в щеку, и я потеряла дар речи от неожиданности. А он ушел, оставив меня в одиночестве переваривать его откровения.

Я вытащила из чемодана чистые вещи и туалетные принадлежности. Потом пошла в ванную и долго стояла под горячим душем. Надеялась снять таким образом напряжение, но мои надежды не оправдались. Одевшись, я поплелась на кухню. Нужно было что-то съесть. Содержимое холодильника, несмотря ни на что, вызвало у меня улыбку. Он был заполнен готовыми блюдами из лучших магазинов. Траур не траур, а роскошь никто не отменял, с иронией подумала я. Я взяла первый попавшийся лоток, немного поклевала, оставила больше половины и вернулась с телефоном в руках на диван дожидаться Габриэля.

– Ирис, ты почему не легла? – едва войдя, спросил Габриэль.

Я заморгала. Оказывается, я заснула на диване. Он сел рядом, я увидела, как он осунулся за эти часы, погладила его по лицу. Он прижался к моей ладони.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила я.

Он встал:

– Иди ложись.

Он направился на кухню, долго стоял, опершись о стойку. Потом взял стакан, налил немножко апельсинового сока, щедро плеснул рому. Я подошла к нему, стала за спиной, обняла.

– Это лучше, чем снотворное, – объяснил он.

Я поцеловала его. Он осушил стакан тремя глотками.

– Жак приходил? – спросил он.

– Да.

– Она была безумной… совсем свихнулась… Как я мог ничего не замечать?

– Я уверена, она хотела тебя защитить. Какое значение имеет ее безумие? Ты же ее любил такой, как она есть…

Он с сомнением покачал головой:

– Возможно… вот только всю оставшуюся жизнь я буду думать, будто убил ее. После всего, что я ей вчера наговорил по телефону, ответственность за то, что произошло, несу я.

Он замолчал, ударил кулаком по столешнице.

– Габриэль, я так же виновата, как ты.

Он резко обернулся, схватил меня за плечи:

– Больше никогда так не говори. Она тебя ударила, хотела убить. И ты не должна мучиться из-за того, что…

– Я сбежала от нее к тебе, не сказав ни слова, без всяких объяснений, не обеспокоившись ее состоянием, хотя было совершенно очевидно, что она не в себе. Ты же видишь, вина лежит и на мне.

Он приник ко мне, сцепил за моей спиной руки и долго не отпускал.

– Мы всего лишь хотели быть вместе. – В его голосе слышались рыдания.

– Знаю… Мы будем нести это бремя вдвоем. Придется научиться с этим жить.

– Я только организую ее похороны, и мы свалим. А теперь иди в кровать. Я приму душ и тоже лягу.

Он отпустил меня, налил себе новую порцию и залпом выпил.

Через четверть часа он откинул одеяло и устроился около меня. Я не могла исцелить его боль. Но вчера мое тело облегчило его муки, и я легла на него, стала целовать. Он откликнулся на мои ласки. Я занималась с ним любовью осторожно и так нежно, как только могла. После этого он свернулся клубком в моих объятиях и мгновенно уснул. А я пролежала еще не меньше часа, легонько проводя рукой по его по волосам, пока сон не сморил и меня.

Когда я проснулась, Габриэля в постели не было. Я надела его рубашку, валявшуюся на полу рядом с кроватью, и отправилась его искать. Он пил кофе и невидящим взглядом смотрел в окно. Я встала рядом, обняла его.

– У меня есть просьба к тебе, – очень тихо сказал он.

– Говори.

– Сшей ей последнее платье.

Я зажмурилась изо всех сил, потому что впервые за сутки ощутила подступившие слезы и не хотела, чтобы он их увидел.

– Только ты сможешь ее одеть, она никогда не была такой красивой, как в твоих моделях.

– Постараюсь сделать как можно быстрее.

– Спасибо… Мне пора.

– Куда ты идешь?

Он высвободился из моих объятий и надел кожаную куртку:

– В морг.

Кровь застыла у меня в жилах.