«А ну-ка, ну-ка, где он, мой внучек-то?» — задребезжал из угла дед.

«Да тута, тута он. Сейчас вот куртку-то повесит… Ты, пахан, пока Нинка-то не нарисовалась, покорми его чем-нито, яишенку, что ли, сваргань, а я в магазин смотаюсь — все-таки, едри его под хвост, происшествие сегодня, да и Витька грозился заглянуть. Иди, иди к деду-то», — подтолкнул он Олега.

«А ну ка, ну-ка, давай к свету… Орел! И пиджак вроде как военный».

Дед был в валенках, под линялым кителем бугрился большой живот, кое-как выбритое лицо в сине-красных прожилках, края лысины окаймляли неопрятные кустики серых волос, одно ухо торчало, как у дяди Коли, а другого почти не было.

«Уроки учишь? Папку-мамку слушаешь?»

«Учу».

«То-то. Много ли их там, уроков-то! Из школы пришел, уроки-задачки сделал, что надо по дому помог и гуляй себе на здоровье… Ты не болен, часом? Бледный вроде…».

«Я всегда такой. Малокровие».

«Вот оно что. Город он и есть город… Обличьем ты вроде как в отца пошел — нос не нашенский и брови сурьезные».

«Это вам на войне, дедушка, ухо оторвало?»

«Ухо-то? Считай, на войне — стервец один оттяпал, враг народа, значит».

«Как оттяпал?» — не понял Олег.

«Зубами. А ты как думал? У нас тут хуже, чем на фронте — там-то война отвоевала и все, а у нас ей ни конца, ни краю не видать. Но ничего, мы ему за это все бока оттоптали, а потом его и вовсе шлепнули — к стенке, значит, поставили. А как ты думал! Посягнул на жизнь при исполнении служебных обязанностей!..»

«А зачем он вас куснул?»

«Эка что спросил. Озверел, значит. Не буду, кричит, на вас работать! Ах так? Майор говорит: «К лошади его!» В производственную зону, значит, волоком. Тогда еще порядок был ого-го! Которые не хотели социализм строить, их к стенке — саботаж называется, но сперва-то и по карцерам, вражина, насидится, и за лошадью поволочится. Вот так. Ну, я давай-ка глазуньей займусь, а ты поди пока погуляй, осмотрись — я в окошко кликну».

«Дедушка, я не хочу — я в поезде два бутерброда, мамка дала, съел».

«Ну смотри. Когда надумаешь, скажешь… А себе я все-таки сварганю штучки три».

«А он на вас прямо бросился?»

«Этот-то? Ну да. Вот как мы его к лошади-то цепляли, повалили на снег, я и давай ему вязы выворачивать, а он тяп — и нету уха!.. Мне потом грамоту и премию дали деньгами».

Олег задумчиво направился к двери, но та распахнулась, и через порог шагнула квадратная тетка в зеленом брезентовом плаще.

«Ой, — запела она умильно, — вот он, племянничек-то… — Она сочно чмокнула его в щеку и, отступив на шаг, окинула взглядом с ног до головы, весело щуря глаза и одобрительно прицокивая языком. — Чистый какой да белый, не то что мой охламон… Не прибегал еще?» — обернулась она к деду.

«В магазин попер», — отозвался тот.

«Ты про мужика, что ль? Так я его на дороге встрела… Я про Ваську спрашиваю».

«А-а… Придет, куда он денется».

«Я пойду погуляю, теть Нин?» — спросил Олег.

«Иди, родненький, иди, — разрешила она. — Да сапожки резиновые, вон под вешалкой, надень — заляпаешься весь».

В чулане стояли какие-то бидоны и кадки, густо пахло прошлогодними щами, в курятнике тоже ничего интересного не обнаружилось, а взобраться на чердак Олег не решился — лестница была так кучно обляпана куриным пометом, что ступить некуда.

Где-то за облаками солидно пророкотал самолет. В развилке черной березы сидела, нахохлясь, ворона, Олег пульнул в нее камнем — она даже не шелохнулась. Корявые стволы, почти без ветвей, как руки нищего, молитвенно воздетые к небу, — на рукавах его грязного зипуна тут и там белели латки.

«Та-та-та-та-та!» — послышалось где то. Олег вышел за калитку и замер: в дальнем конце улицы уныло плелась, увязая в грязи, толпа пленных немцев. Солдаты с автоматами на груди и с овчарками на поводках не спускали с них глаз. «Та-та-та-та-та!» — строчил по немцам чумазый карапуз — палка так и дергалась у него в руках.

Из-за угла вывернулся мальчишка. «Что за гусь?» — презрительно прищурился он.

«Сам гусь», — не растерялся Олег и на всякий случай попятился к калитке конопатый был на полголовы выше его.

«Чего у моего дома тасуешься? А ну вали отсюда!»

«Я к дяде Коле», — ответил Олег, уже поняв, что это и есть Васька.

«А-а! — сообразил и тот. Ты теть Настин, из Саранска? Ну да, я и забыл… Держи пять, — протянул он руку. — Васька. А ты — как ныне сбирает вещички Олег, да?»

Олег кивнул.

«В каком классе?»

«В третий перешел».

«Сопляк еще. Я — в четвертый».

«А зачем у вас немцев водят?»

«Каких немцев?»

«Ну вот с собаками-то».

«Сам ты немец. Балда! Это же зэки».

«Как зэки?»

«Ну жулье там разное, бандиты… А то еще есть лагерь — вон, где труба, видишь? — так там враги народа — шпионы и предатели. Дядя Витя у них начальником отряда работает, ему скоро капитана дадут».

«Дядя Витя — летчик, мамка говорила».

«Фиготчик, а не летчик. Летчик шмякнется — и в лепешку… А ты кем будешь?»

«Путешественником». Олег хотел сказать «и пиратом», но сдержался — с тех пор, как Раиса Сергеевна подняла его на смех на уроке «Кем я хочу быть», он про пирата помалкивал.

«Это туда-сюда мотаться? Без кола без двора?»

«Зато разные страны!»

«Больно надо! Вон я в кино смотрел: один на велике вокруг света ехал — вся морда грязная, и дождь по нему лупит… Сразу видать, что лопух!»

Олег насупился. «А я в машине!» — наконец нашелся он.

«А где у тебя машина-то? Она, знаешь, сколько стоит?»

«Мне папка купит «Запорожец».

«Жопорожец» он тебе купит. А мы вот уже накопили — очереди ждем. Только долго. Я лучше достану денег и куплю себе мопед».

«Ври!»

«Запросто! Вот зэк убежит, я его поймаю — все! Знаешь, сколько за него дадут?»

«Сколько?»

«Тыщу рублей! Раньше, дед говорит, мешок муки давали, ну это когда еще было, а теперь — деньгами. Тут как по радио сказали, что два опасных удрали, так все как кинулись ловить! Кто с чем! Я с ружьем хотел, да у пахана патроны запертые, так я с напильником…».

«Поймали?»

«Еще бы. Только уже не здесь — за Молочницей. Одного застрелили — он на дереве прятался, а другому солдаты руки-ноги поломали, чтоб не бегал больше».

«А Том Сойер и Гек Финн помогли убежать Джиму — он в цепях сидел…».

«Ну и дураки!.. А кто такие?»